— Вирджиния, — мягко говорю я, — у Мэри сейчас много дел, может, поговорим сами?
Мэри одними губами, без звука, говорит мне «спасибо» и убегает за каталкой.
— Итак, — говорю я Вирджинии, — студент-переросток?
В отличие от большинства практиканток с детскими личиками, которые проходят через нашу больницу потоком, Вирджинии на вид лет за тридцать.
— Поздно начала, — объясняет она. — Или рано, это как посмотреть. Я детей родила молодой и решила начинать карьеру, когда они подрастут. Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая — возвращаться к учебе в таком возрасте.
— Лучше поздно, чем никогда, — говорю я. — К тому же материнство для медсестер роддома должно засчитываться как обучение по месту работы, согласны?
Я перехватываю медсестру, закончившую смену, и узнаю`, с чем сегодня придется иметь дело: женщина с СДБ, первая беременность, первые роды, сорок недель и четыре дня, вагинальные роды в 5:00 утра, ребенку капают сахар каждые три часа; другая женщина — вторая беременность, вторые роды, тридцать восемь недель и два дня, активные схватки.
— Так и запутаться можно, — говорит Вирджиния.
— Ничего, — смеюсь я, — привыкнете. У нас просто работников не хватает. Но я переведу: мы берем две палаты. У одной мамочки гестационный диабет, она родила сегодня утром, и ее ребенку необходимо давать сахар каждые три часа. У второй уже есть один ребенок, и сейчас она рожает второго, — объясняю я. — По крайней мере она уже знает, чего ждать. Не отставайте.
С этими словами я вхожу в палату второй женщины.
— Здравствуйте, миссис Браунштейн, — говорю я пациентке, которая мертвой хваткой держится за руку своего партнера. — Я слышала, вы уже бывали у нас. Меня зовут Рут, а это Вирджиния. Вирджиния, похоже, мистеру Браунштейну будет удобнее, если он сядет на стул. Не могли бы вы придвинуть? — Не прекращая говорить спокойным, ровным голосом, я смотрю на ее градусник, ощупываю живот. — Все выглядит хорошо.
— Только мне совсем не хорошо, — выдавливает из себя женщина сквозь стиснутые зубы.
— Мы с этим справимся, — успокаивающе говорю я.
Миссис Браунштейн поворачивается к Вирджинии:
— Я хочу рожать в воде. Я так планировала.
Вирджиния неуверенно кивает:
— Хорошо.
— Мы последим за вашим малышом минут двадцать, посмотрим, как у него дела, и, если будет можно, обязательно переместим вас в ванну, — говорю я.
— И еще… Если это мальчик, мы не хотим, чтобы ему делали обрезание здесь, — говорит миссис Браунштейн. — У нас будет Брит-мила.
— Как скажете, — заверяю я. — Я запишу в карточке.
— Кажется, у меня уже шесть сантиметров, — говорит она. — Когда я рожала Эли, меня как раз на шести сантиметрах стошнило, а я сейчас начинаю чувствовать тошноту…
Я беру лоток для рвоты и передаю Вирджинии.
— Давайте попробуем осмотреть вас до того, как это случится, — предлагаю я и, натянув латексные перчатки, поднимаю покрывало в торце кровати.
Миссис Браунштейн поворачивается к Вирджинии:
— Думаете, это нужно?
— Ммм… — Она поворачивается ко мне. — Нужно?
Я опускаю покрывало.
— Миссис Браунштейн, — говорю я, — Вирджиния — практикантка. Я занимаюсь этим делом уже двадцать лет. Если хотите, я уверена, она с радостью измерит, на сколько сантиметров раскрыта шейка вашей матки. Но если вы чувствуете какой-то дискомфорт и хотите побыстрее закончить эту часть, я с удовольствием вам помогу.
— О! — Пациентка заливается густой краской. — Я просто решила…
Что она тут главная. Потому что она белая, хотя и на десять лет моложе меня.
Я выдыхаю, как прошу выдыхать своих рожающих пациенток, и, подобно им, с этим выдохом выпускаю из себя недовольство. Потом осторожно кладу руку на колено миссис Браунштейн и одариваю ее профессиональной улыбкой.
— Давайте просто достанем ребенка, — предлагаю я.
Моя мама до сих пор работает на Мину Хэллоуэлл в ее облицованном бурым песчаником особняке в Аппер-Вест-Сайд. С тех пор как мистер Сэм умер, маме приходится помогать госпоже Мине. Ее дочь, Кристина, живет по соседству, но у нее своя жизнь. Ее сын, Луи, живет в Лондоне со своим другом, режиссером из Вест-Энда. По-видимому, я единственная, кто видит иронию в том, что мама на три года старше женщины, за которой должна ухаживать. Но каждый раз, когда я заговариваю с мамой о том, что ей пора на покой, она только отмахивается и говорит, что Хэллоуэллы нуждаются в ней. Рискну предположить, что мама нуждается в Хэллоуэллах не меньше, — хотя бы просто для того, чтобы иметь цель в жизни.