Особенно,... 
43 
— Я ищу Фрэнсиса Митчема, — сказал я. — Он назначил мне здесь встречу.
Она посмотрела на меня, ее глаза сузились.
— Ты, должно быть, Терк, — сказала она. — Он ждет тебя.
Она развернулась и вошла в дом с легкой грацией человека, привыкшего к тому, что люди следуют за ней.
Мы прошли мимо нескольких женщин в кухне, которые метались между холодильником и шкафами, напоминая попкорн на раскаленной жаровне и время от времени взрываясь командами: «Возьмите тарелки! Не забудьте мороженое!» В доме тоже были дети, но постарше — лет девяти-двенадцати, решил я, потому что они напомнили мне самого себя, каким я был не так уж давно, — все они в восхищении смотрели на человека, который стоял перед ними. Фрэнсис Митчем оказался ниже, чем мне помнилось, — впрочем, в последний раз я видел его на трибуне. Густые седые волосы его были зачесаны наверх, и он рассказывал о Христианской идентичности.
— Змей, — пояснил он, — занялся сексом с Евой. — Дети переглянулись при слове «секс», как будто то, что его произнесли при них так обыденно, было пропуском во взрослую жизнь. — Иначе зачем бы Бог запрещал ей есть яблоко? Они же в саду жили, не где-то. Яблоко — это символ, а секс — это падение человека. Дьявол приходит к Еве в виде змеи и хитростью соблазняет ее, после чего она беременеет. Но потом она снова идет к Адаму и уже его соблазняет хитростью. У нее рождается Каин, у которого от рождения имеется метка дьявола — цифры 666, звезда Давида. Да, Каин — это первый еврей. Но еще она рождает Авеля, ребенка Адама. И Каин убивает Авеля, потому что ревнует и потому что он — семя сатаны.
— Ты веришь в эту чушь? — спросила меня стоявшая рядом прекрасная девушка. Голос ее был совершенно спокоен. Это было похоже на какой-то подвох.
Кто-то из «Власти белых» был последователем Христианской идентичности, кто-то не был. Рэйн был. Фрэнсис был. Я был. Мы верили, что являемся истинным Домом Израиля, Божьими избранниками. Евреи — самозванцы и должны быть сметены с лица земли во время расовой войны.
Я усмехнулся:
— Когда мне было столько лет, как им сейчас, я от голода украл хот-дог на заправочной станции. Из-за самого воровства я не особо расстраивался, но целых две недели был уверен, что Бог накажет меня за то, что я поел свинины.
Когда она встретилась со мной взглядом, это было как мгновение между тем, как зажигаешь газ в духовке, и тем, как он вспыхивает голубым обжигающим пламенем и ты боишься, что сейчас все может рвануть прямо тебе в лицо.
— Папа, — громко произнесла она. — Твой гость пришел.
Папа?
Фрэнсис Митчем взглянул на меня, отвернувшись от группы детей, которые тоже посмотрели на меня.
Потом он хлопнул меня по плечу:
— Терк Бауэр. Хорошо, что пришел.
— Это честь для меня, — ответил я.
— Вижу, ты уже познакомился с Бриттани, — сказал Фрэнсис.
Бриттани…
— Неофициально. — Я протягиваю руку. — Здрасьте!
— Привет, — отвечает Брит со смехом. Руку она держала чуточку дольше, чем следовало бы, но не настолько, чтобы кто-нибудь это заметил.
За исключением Митчема, который, я полагаю, замечал все.
— Давай пройдемся, — сказал он, и мы пошли обратно во двор.
Мы поговорили о погоде (весна в этом году поздняя) и о поездке из Хартфорда в Нью-Хейвен (вся I-91S в дорожных работах). Когда мы дошли до угла двора, рядом с яблоней, Митчем сел в шезлонг и жестом предложил мне сделать то же самое. Отсюда открывался прекрасный вид на игру с пиньятой. Именинник снова размахивал битой, но конфет пока что не выбил.
— Это мой крестник, — сказал Митчем.
— Я вот подумал: зачем меня пригласили на детский праздник?
— Люблю разговаривать со следующим поколением, — признался он. — Это помогает чувствовать, что ты все еще при деле.
— Не знаю, сэр. Я бы сказал, что вы очень даже при деле.
— Кто бы говорил… — улыбнулся Митчем. — Ты недавно здорово отличился.
Я только кивнул. Почему Фрэнсису Митчему захотелось со мной встретиться, все еще было непонятно.
— Я слышал, твоего брата убил ниггер, — сказал он. — А твой отец — гомосек…
У меня закружилась голова, щеки вспыхнули.
— Он мне больше не отец.
— Успокойся, парень. Мы родителей не выбираем. Важно то, чем мы их делаем. — Он посмотрел на меня. — Когда ты в последний раз его видел?
— Когда ребра ему ломал.
И снова я почувствовал себя так, будто меня подвергают какой-то проверке. Я, должно быть, отвечал правильно, потому что Митчем продолжил:
43 
