— Я бы тоже перекусила. Скажите, мы когда-нибудь работали вместе над каким-либо делом?
— Нет, — отвечает он.
— Чем вы зарабатываете на жизнь, мистер Уэлш?
— Держу магазин бытовой техники.
Она спрашивает его о детях и их возрасте. Говард хлопает меня по плечу. До этой секунды он лихорадочно рылся в анкетах.
— Это у него брат — полицейский, — шепчет он.
— Я читаю «Уолл-стрит джорнэл», — говорит Уэлш, когда я опять поворачиваюсь к нему. — И Харлана Кобена.
— Вы что-нибудь слышали об этом случае?
— Немного. По новостям, — признается он. — Я знаю, что медсестру обвинили в убийстве ребенка.
Рядом со мной вздрагивает Рут.
— У вас есть мнение о том, виновна ли подсудимая в данном преступлении? — спрашивает Одетт.
— Насколько я знаю, в нашей стране ты невиновен, пока твоя вина не доказана.
— Как вы представляете себе свои обязанности в роли присяжного?
Он пожимает плечами:
— Ну, наверное, слушать показания… и делать, что скажет судья.
— Спасибо, Ваша честь, — говорит Одетт и садится.
Я встаю с места.
— Здрасьте, мистер Уэлш. У вас, кажется, есть родственник в силовых структурах?
— Мой брат служит в полиции.
— Он работает у нас, здесь?
— Уже пятнадцать лет, — отвечает присяжный.
— Он рассказывает вам о своей работе? С какими людьми ему приходится иметь дело?
— Иногда…
— С вашим магазином случались какие-нибудь неприятности?
— Один раз нас ограбили.
— Считаете ли вы, что увеличение уровня преступности объясняется наплывом меньшинств?
Он обдумывает ответ.
— Мне кажется, это больше связано с экономикой. Люди теряют работу, впадают в отчаяние.
— Как по-вашему, кто имеет право определять ход лечения — семья пациента или профессиональный медик? — спрашиваю я.
— Ну, это зависит от конкретного случая…
— У вас или ваших родственников лечение в больнице когда-либо приводило к плохим последствиям?
Губы Уэлша сжимаются.
— Моя мать умерла на операционном столе во время обычной эндоскопии.
— Вы обвинили врача?
Он колеблется.
— Мы уладили вопрос.
Очень умно.
— Спасибо, — говорю я и, повернувшись к Говарду, качаю головой.
Второй потенциальный присяжный — черный мужчина лет под семьдесят. Одетт спрашивает, где он учился, женат ли он, кто с ним живет, есть ли у него хобби. Почти все это есть в анкете, но иногда приходится еще раз спрашивать об этом, чтобы видеть глаза человека, когда он говорит, к примеру, что участвует в ролевых воссозданиях событий Гражданской войны, чтобы понять: он просто любит историю или это свихнувшийся на оружии псих.
— Насколько я знаю, вы работаете охранником в торговом центре, — говорит Одетт. — Вы считаете себя представителем правоохранительных органов?
— Думаю, в некотором смысле, да, — отвечает он.
— Мистер Джордан, вам известно, что мы подбираем беспристрастное жюри, — говорит Одетт. — Конечно, от вашего внимания не ускользнуло, что вы и ответчик — оба цветные. Это может как-то повлиять на вашу способность принимать объективные решения?
Он прищуривается и, подумав, отвечает:
— А ваш цвет кожи как-то влияет на вашу объективность?
В эту секунду я думаю, что мистер Джордан — мой самый любимый человек в мире. Когда Одетт заканчивает допрос, встаю я.
— По вашему мнению, черные более склонны к совершению преступлений, чем белые? — спрашиваю я.
Каким будет ответ, я знаю, так что спрашиваю не ради него.
Я хочу увидеть, как он отреагирует на меня, белую женщину, задающую такие вопросы.
— По моему мнению, — медленно произносит он, — черные имеют больше шансов попасть в тюрьму, чем белые.
— Спасибо, сэр, — говорю я и поворачиваюсь к Говарду, незаметно кивая: «это десять».
Далее следуют несколько свидетелей, где-то посередине между «ужасно» и «идеально», а затем выходит присяжный номер 12. Лайла Фэйрклоу — идеального для присяжного возраста, подвижная блондинка. Она преподает в центре города в расово интегрированной школе. С Одетт она разговаривает очень вежливо и профессионально, но мне, как только я встаю, улыбается.
— Моя дочь будет ходить в школу в том районе, где вы работаете, — говорю я ей. — Поэтому мы и переехали туда.
— Ей там понравится, — отвечает женщина.
— Но к делу. Госпожа Фэйрклоу, я — белая женщина, представляющая черную женщину, против которой выдвинуты одни из самых серьезных обвинений, какие только могут быть выдвинуты против человека. У меня есть некоторые опасения, и я бы хотела поговорить о них, поэтому так же важно, чтобы вы чувствовали себя комфортно в роли присяжного, как мне комфортно чувствовать себя в роли представителя моего клиента. Знаете, мы все говорим о предрассудках, как о чем-то плохом, но такова жизнь. Например, есть определенные виды дел, которыми я бы никогда не стала заниматься. Вот я люблю животных. Если я вижу, как кто-то с ними жестоко обращается, я не могу оставаться объективной — я так злюсь, что мой гнев затмевает собой всякую рациональную мысль. Случись такое, мне было бы крайне трудно поверить в то, что мне будет говорить защита.