– Это точно. Уж и не припомнишь, сколько. Как твоя мама, Ви?
– Бодрячком, как всегда. А твоя?
– Сдает понемножку. Но жить во Флориде ей нравится. Мой брат Сэмюэл к ней каждый день наведывается.
– Всегда был добрый мальчик. Присядь, пожалуйста.
– Спасибо, Ви, с удовольствием. По правде говоря, устала я – сил нет.
– Миссис Пьемонт, у нас отличный персиковый чай. Горячий или холодный, – добавила Шелби. – Принести вам?
– Горячего я бы выпила, если нетрудно. Спасибо тебе.
– Совсем нетрудно. Бабуль?
– С удовольствием, милая, спасибо.
– Виола, как тут у тебя хорошо! Тишина, покой. Ты всегда была умная и знала, как все обустроить, чтобы дело шло.
– Приятно это слышать. Всем нам время от времени полезно посидеть в тишине и покое.
– И даже чаще, как мне кажется. Как этот тон называется, каким у тебя стены здесь выкрашены?
– Он называется «Золотые сумерки». Красивое название!
– Красивое. Покой, – вновь повторила Флоренс с легким вздохом. – Виола и Шелби, для начала скажу, что после вас я намерена наведаться к Гриффину Лотту. Но сперва мне хотелось переговорить с вами. Надо бы еще и Аду-Мей пригласить.
– У нее клиентка. Ничего страшного, Фло. Мы ей передадим, что ты хотела сказать.
– Я хочу перед всеми вами извиниться. И перед твоим отцом, Шелби, тоже. Перед твоей дочкой, перед братьями. Перед Джексоном, Виола.
– Миссис Пьемонт, вам не за что перед нами извиняться.
– Но я прошу, чтобы вы приняли мои извинения.
– Разумеется. – Шелби подала чай в изящных чашках.
– Спасибо. Может, ты тоже присядешь? Я только что из полицейского участка. Мелоди призналась, что ездила к Арло Кэттери и заплатила ему, чтобы он устроил тебе неприятности, Шелби. Не уверена, что она так скоро бы призналась, но нашлись три свидетеля, которые видели, как она подъезжает к его трейлеру в долине. И хоть мне и больно это говорить, но я бы ни за что не наняла ей адвоката, пока не скажет правду.
Виола молча взяла Флоренс за руку.
– Понять не могу, что у нее было на уме и зачем ей понадобилась такая подлая, безумная затея. И не понимаю, Шелби, почему она всегда относилась к тебе с такой завистью. Когда в школе тебя избрали капитаном чирлидеров, Мелоди такие истерики закатывала! Даже умоляла, чтобы я внесла крупный взнос в пользу спортивной ассоциации, чтобы только тебя разжаловали и поставили на твое место ее. А когда на встрече выпускников тебя избрали королевой бала, она явилась домой и изрезала в клочья платье!
Флоренс вздохнула.
– Такое впечатление, что она постоянно злится. Я надеялась, что, когда она начнет управлять художественным салоном и жить самостоятельно в доме, под который мы перестроили для нее каретный сарай, у нее это пройдет, она станет довольна жизнью, научится какой-то ответственности. Но я знаю, теперь знаю, что я всегда ее слишком баловала. А ее мать – и того хуже. Мелоди моя внучка, первая внучка, и, конечно, я ее люблю.
– Ну, конечно, любишь.
– И все эти годы я на многое закрывала глаза. Но сейчас этому не бывать! Она дошла до того, что причинила человеку серьезные телесные повреждения. А ведь могло быть и еще хуже! И сделала это назло. Вот за это «назло» пусть теперь и расплачивается. У меня нет права о чем-то вас просить, и я не жду снисхождения, но она моя внучка, поэтому я все же попрошу. Шериф сказал, если ты и Гриффин Лотт согласитесь, то вместо тюремного срока, – впервые рука Флоренс дрогнула, так что даже пришлось аккуратно поставить чашку на блюдце, – Мелоди могла бы пробыть шесть месяцев в реабилитационном центре. В частном, где ей проведут лечение от ее многочисленных комплексов. Она там будет работать – выполнять какие-то поручения по дому, я так понимаю. Уборка, работа в саду, стирка – всякое такое. Потом, если психологи сочтут, что она к этому готова, то еще шесть месяцев она проведет в центре переходного типа, на общественных работах. А в довершение – еще год испытательного срока.
Я не хочу делать вид, что это равноценно тюрьме, – продолжала Флоренс. – Но она будет ограничена в передвижении, получать лечение, в котором, как я вижу, она крайне нуждается, и будет обязана следовать определенным правилам. Она будет лишена свободы, а это уже вроде тюрьмы. А если откажется подчиняться каким-то правилам и условиям, то ее отправят в настоящую тюрьму. Мать Мелоди, конечно, попытается в этом вопросе со мной поспорить, но не отец. Я уже говорила с зятем. Долгий, надо сказать, был разговор. Он готов меня поддержать.