58 
— Взгляните на меня, Онора.
Секунду поколебавшись, она послушно подняла к нему лицо.
Одного взгляда на нее герцогу было достаточно, чтобы понять — Онора явно смущена. Но в этот момент легкая дрожь прошла по ее телу, и герцог почувствовал, что небезразличен ей.
— Хотите я кое-что вам скажу? — спросил он проникновенным голосом.
Она молча смотрела на него, не отводя взгляда, а он между тем продолжал:
— Вы только что сказали мне, что в эти несколько дней были как никогда счастливы. У меня точно такое же чувство. Мне кажется, то, что мы оба ощущаем, есть не что иное, как начало любви.
Онора по-прежнему не отрывала от него взгляда, только на щеках у нее мало-помалу появлялся румянец — так рассвет окрашивает краешек неба в розовый цвет. Герцогу показалось, что краше своей жены он никого никогда в жизни не видел.
Пальцы ее дрожали, грудь порывисто вздымалась. Ласково глядя на нее, герцог проговорил:
— Я люблю вас, дорогая, но я боялся признаться вам в этом, чтобы не напугать.
— Я… я не боюсь, — прошептала Онора. — Но… вы и вправду уверены… что любите меня?
— А какие чувства вы сами ко мне испытываете?
Онора, потупив взор, проговорила дрожащим голоском:
— Все, что… мы делаем… так замечательно… так чудесно… Мне кажется… такого со мной еще никогда не было.
— А почему вам так кажется?
Секунду ему казалось, что она никогда не осмелится признаться.
— Потому что… вы рядом, — наконец тихонько прошептала она.
— Моя радость, то же самое и я чувствую по отношению к вам.
Герцог осторожно обнял ее и притянул к себе.
Почувствовав, как трепещет ее тело, он понял, что такого с ним еще никогда не бывало. Ни разу в жизни ни одна женщина не была ему настолько дорога, что хотелось защищать ее и беречь.
Прижав ее к себе еще крепче, герцог проговорил:
— А вы и вправду уверены, абсолютно уверены, что больше не боитесь меня?
— Я люблю вас, — сказала Онора. — Но я… не знала, что любовь может быть… такой.
— Какой же? — спросил герцог, чуть ли не касаясь губами ее губ.
— Как солнце и музыка… цветы и небо… — прошептала Онора.
Последние слова она произнесла невнятно, и герцог понял — она ждет, когда он ее поцелует. Его губы коснулись ее мягких и нежных губ, и герцога пронзило острое ощущение счастья. Такого с ним еще никогда не бывало, да он и не представлял себе, что можно испытывать подобное.
Он целовал ее со всей нежностью, на какую только был способен, словно она была какое-то бесценное сокровище.
Онора доверчиво прильнула к нему, и герцог понял, что она испытывает те же чувства, что и он. Он принялся целовать ее еще более страстно.
Наконец оторвавшись от ее губ, он тихо проговорил:
— Я люблю, я обожаю тебя, моя родная, желанная. А ты меня любишь?
— Я люблю… тебя, — ответила Онора. — Мне кажется… на свете есть… только ты.
Герцог снова поцеловал ее.
— А когда ты… впервые понял… что любишь меня? — спросила Онора, когда вновь обрела способность говорить.
— Когда я нес тебя наверх, после того как ты упала в обморок, я уже знал, что всегда буду защищать тебя и больше не позволю, чтобы ты подвергалась опасности.
— И ты был тогда… так добр ко мне… и так хорошо меня понимал.
— Я думал, что ты во мне нуждаешься, моя радость.
— Так… оно и было.
— А потом, — продолжал герцог, — с каждой минутой я влюблялся в тебя все сильнее и сильнее, пока уже не смог этого скрывать.
— Неужели ты и вправду меня любишь? Прошу тебя, скажи мне об этом еще раз.
Герцог вновь прильнул к ее губам и, немного погодя отстранившись, потянул ее за руку.
— Может быть, поднимемся наверх, моя хорошая?
Она затаила дыхание, и он быстро прибавил:
— Обещаю, я не сделаю ничего против твоей воли. Но, моя радость, хотя целовать тебя доставляет мне несказанное наслаждение, поцелуи — это лишь начало любви, и мне еще многому нужно будет тебя научить.
Спрятав лицо у него на груди, Онора прошептала:
— Я хочу… чтобы ты научил меня… И теперь, когда я знаю… что ты меня любишь… я хочу… чтобы у нас с тобой… был ребенок.
— Ну, с этим еще успеется, — улыбнулся герцог. — И тем не менее, моя любовь, мне кажется, что это будет красивый ребенок, поскольку дети любви не могут быть иными.
— Очень, очень красивый! — воскликнула Онора. — Ведь все, что я чувствую и что чувствуешь ты, так чудесно, словно сам Господь благословил нас.
58 
