Увидев, что герцог поравнялся с ней, Онора, задыхаясь, проговорила:
— Сдаюсь, сдаюсь! И если хотите, готова признать, что я имела в виду нос Бойца, а не ваш.
— Ну что ж, на сей раз прощаю, — полушутя-полусерьезно заметил герцог. — Но помните, у герцогов есть еще одна отвратительная черта, которую вы забыли назвать. Они очень мстительные.
— Ну к вам-то это не относится, — улыбнулась Онора.
— Почему? — изумился герцог.
— Потому что вы не из тех, кто любит мстить. Я знаю, вы можете разозлиться на кого-то, и очень сильно, но не станете не спать ночей, вынашивая планы мести.
Герцог улыбнулся.
— Откуда вам это известно, Онора? Вы что, чувствуете?
— Конечно, — ответила она. — А как же иначе?
Она улыбнулась, и герцог подумал, что никогда еще ему не доводилось видеть женщину столь прямолинейную, которая живет, наслаждаясь не только каждым прожитым днем, но и каждой его минутой.
Когда они приехали в его охотничий дом в Лестершире, чтобы провести там медовый месяц, герцог очень скоро понял, что Онора совсем не такая, какой он ожидал ее увидеть.
Он и представить себе не мог, что можно смеяться так заразительно и находить забавными вещи, которые на первый взгляд таковыми вовсе не являются. Искренний смех Оноры разительно отличался от деланного смеха светских красавиц, с которыми он привык развлекаться. Те ни на секунду не позволяли себе забыть, что их смех должен звучать, как звон колокольчиков, а Онора смеялась всегда от всей души.
С удивлением герцог обнаружил, что всего лишь четыре дня их медового месяца не шли ни в какое сравнение со всей его прошлой жизнью. Никогда еще жизнь не казалась ему такой прекрасной и удивительной! Никогда еще он так весело и помногу не смеялся, как с Онорой. Каждая их беседа была преисполнена какого-то нового смысла. В общем, с Онорой жизнь била ключом.
Каждое утро герцог просыпался с радостной мыслью, что сегодня ему предстоит показать Оноре еще один, оставшийся доселе неизведанным, уголок поместья, обсудить, на каких лошадях они будут кататься, и отвечать на ее бесчисленные вопросы на темы, которые он еще никогда и ни с кем не обсуждал.
Более того, Онора научила его обращать внимание на деревья, холмы, пруды и восхищаться им.
Она прожила во Флоренции два года и только теперь переживала возвращение на родину.
— Взгляните только на эти зеленые поля! — совершенно неожиданно восклицала она. — Может ли быть на свете что-либо прекраснее? Как бы я хотела уметь рисовать, чтобы запечатлеть всю эту красоту на холсте!
— Вы можете выразить ее в музыке, — заметил герцог.
— Иногда мне становится интересно, что важнее, слышать или видеть, — задумчиво произнесла Онора. — Если бы у вас был выбор, что бы вы предпочли, оглохнуть или ослепнуть?
На такие вопросы герцогу не доводилось отвечать еще ни разу в жизни. Он старался выполнить их уговор быть друг с другом предельно искренними, но вопросы Оноры частенько ставили его в тупик, и ему приходилось подолгу размышлять, прежде чем ей ответить.
Сейчас они скакали бок о бок к воротам в сад в глубине которого располагался дом герцога.
— Такого счастливого дня у меня еще не было ни разу в жизни! — воскликнула Онора.
От герцога не укрылись восторженные нотки, прозвучавшие в ее голосе.
— Мне он тоже доставил истинное наслаждение, — тихо заметил он.
Сегодня они встали рано и сразу после завтрака отправились в один из отдаленных уголков поместья. Там находилась ферма, которую герцогу хотелось осмотреть.
Обратно они ехали вдоль ручья через луг, сплошь усеянный желтыми лютиками, пока не добрались до ослепительно-белого под черной крышей постоялого двора, стоящего на окраине деревни.
Они пообедали, а потом сидели на солнышке, потягивая домашний сидр. Герцог предупредил Онору о коварных свойствах этого напитка — опьянение всегда наступает незаметно.
— Ну ничего, — добавил он. — Если вы вдруг свалитесь с лошади, я довезу вас на своей.
— Позору тогда не оберешься, — подхватила Онора. — Разве настоящие герцогини могут себе позволить напиться?
— Конечно, нет! — воскликнул герцог, и Онора расхохоталась: так серьезно отреагировал он на ее шутливый вопрос.
Она бросила на мужа лукавый взгляд из-под ресниц.
— Вы боитесь, что я способна вас скомпрометировать? — не подумав, спросила она и осеклась.