78 
— В усыпальницу? — переспросила Элинор. — Ночью?..
— Его светлость ходит туда, когда не может уснуть, — пояснил слуга. — Вашей светлости что-нибудь угодно?
— Нет-нет, Марцелл. Спасибо.
Слуга отступил в сторону, пропуская Элинор, а затем торопливо зашагал впереди, чтобы предупредительно открыть перед ней дверь ее спальни. Элинор вежливо поблагодарила его и велела идти спать.
— Харт обойдется без вас, — сказала она, — а вам нужно поспать.
Марцелл очень удивился, но все же ушел.
Элинор попросила Мейгдлин, чтобы помогла ей одеться и подвесить больную руку на перевязь. Горничная, конечно же, попыталась отговорить ее, но Элинор проявила твердость. Отправив девушку спать, она спустилась вниз и через заднюю дверь вышла из дома.
По влажной траве она зашагала к приземистому темному строению на краю прилегающей к дому территории. При виде дрожащего света лампы внутри у нее сжалось горло.
В родовой усыпальнице Маккензи всегда было холодно. От дыхания Харта шел пар, хотя апрельская ночь была довольно теплой. Усыпальницу из мрамора и гранита возвел дед Харта в 1840 году, и она имела вид греческого храма. Тут покоились дедушка и бабушка Харта, а также его отец и мать. Первую жену Камерона здесь не похоронили — отец Харта не желал и слышать об этом. «Она сука и шлюха, позор Камерона, — заявил старый герцог. — Она вполне обойдется церковным погостом, хотя я буду удивлен, если викарий позволит ей там лежать».
Первая жена Харта Сара и сын Грэм тоже нашли здесь успокоение.
Черный с серым мрамор гробницы Сары был холодным на ощупь. Табличку на фронтоне украшали цветистые фразы, хотя Харт не помнил, чтобы когда-либо просил их написать.
Табличка рядом, поменьше, гласила: «Лорд Харт Грэм Маккензи, любимый сын, 7 июня 1876 года».
Харт провел по табличке пальцами и тяжко вздохнул. В этом году Грэму исполнилось бы восемь лет.
— Мне очень жаль, Грэм, — прошептал он. — Ужасно жаль.
И все же Харт, заходя в усыпальницу, каждый раз находил утешение в холоде мрамора и близости сына, которого лишь раз держал на руках.
Если бы он делал в своей жизни все правильно, они с Элинор были бы давно женаты и Килморган был бы теперь полон детей, а тела Сары и Грэма не покоились бы в этом холодном месте.
Но он, Харт, все делал не так, как следовало. Хорошо, что хоть на этот раз привел Элинор к алтарю. А она… Она оттолкнула его в сторону, чтобы спасти от пули.
Те три дня, что она лежала в горячке, были для него сущим адом. К счастью, накануне вечером доктор объявил, что лихорадка отступила и Элинор поправится. Испытав величайшее облегчение, Харт отказался от предложений братьев выпить виски и пришел сюда.
Пришел, чтобы удостовериться, что Элинор не лежит здесь в холоде и одиночестве? Он не знал, зачем пришел сюда, знал только, что даже и сейчас живет не так, как следовало бы. Увы, надменный и самоуверенный Харт Маккензи ничего не мог сделать в своей жизни правильно, и эти могилы были тому доказательством.
Свою помолвку с Элинор он всегда считал театральным фарсом.
Акт первый, сцены: их первый танец, за которым последовал поцелуй в саду, пробудивший у него страстное желание; потом — лодочный сарай у реки в Килморгане, где он расстегнул скромное платье Элинор и, поцеловав ее обнаженное тело, обнаружил в ней страстность, которую она от него не скрывала.
Акт второй, сцена: летний домик. Харт помнил, как Элинор тогда скакала рядом с ним в своей наглухо застегнутой амазонке и в шляпке и улыбалась, весело болтая, как обычно. А летний домик — архитектурная прихоть старого герцога — возвышался на холме у реки, и оттуда открывался вид на бескрайние просторы владений Маккензи, простиравшиеся до самого моря.
Когда он завел Элинор внутрь, она отреагировала так, как и подобает Элинор.
— Харт, какая красота!
Летний домик был стилизован под древний греческий храм, сходство с которым усиливалось использованием старого камня, поросшего мхом. В этом не было ничего шотландского, но вид оттуда был потрясающий, а место — уединенное.
Улыбнувшись, Элинор сказала:
— Моему отцу тут понравилось бы. Здесь все выглядит искусственно и в то же время — совершенно естественно.
Харт приблизился к каменной балюстраде, чтобы взглянуть на открывающиеся просторы, никогда не перестававшие волновать его. Маккензи вышли из бедности и бессилия после Куллодена, чтобы стать богатейшим семейством Шотландии, и эта панорама на их владения лишала дара речи англичан, которым случалось здесь побывать.
78 
