— Вот! — Она резко отдернула руку. — Вот чего я боюсь! Твоих извращенных уловок! — Это был жалкий и лживый довод, и она отлично это понимала.
Он медленно покачал головой, глядя на нее. Молчание тянулось и тянулось без конца, пока ей не захотелось кричать. Что он замыслил?
— Даю тебе слово, что сегодня ночью, — произнес он как ни в чем не бывало, — я буду выполнять все твои желания. Если ты попросишь остановиться — я остановлюсь.
Он протянул ей руку. Имоджин робко положила сверху свою. Он усадил ее к себе на колени.
— Но что, собственно говоря, ты собираешься делать?
— Целовать тебя, — сказал он и подтвердил свои слова действием.
Его губы были теплыми и мягкими, а ловкие пальцы нежно ласкали шею. Имоджин выкинула из головы все предостережения отца Вулфгана и расслабилась. Она обняла своего мужа за шею и с готовностью покорилась его ласке.
Даже когда его рука подобралась к ее груди, Имоджин не отшатнулась. Ей уже начинало казаться, что, если удастся целиком сосредоточиться только на поцелуе, страхи ее не проснутся и не выползут из своего логова, спрятанного в тайниках души…
Достаточно было о них вспомнить — и вот они, тут как тут, заклубились вокруг нее, как грозовое облако. Они опять хотят ее напугать. Нет, она не поддастся этому безумию! Не случилось ничего такого, чего действительно стоило бы бояться. Уорбрик и не думал ласкать грудь Дженин. Здесь нет и не может быть никакой связи.
Имоджин горячо отвечала на поцелуи, стараясь отвлечься от страшных мыслей. Она чувствовала, как просыпается ее тело, желая получить то, что предлагает ей молодой муж. Ее охватила жаркая истома, сосредоточившаяся где-то внизу живота.
Он говорил, что она была напряженной и жесткой. Вряд ли он назвал бы ее жесткой теперь.
Он прошептал какую-то невнятную похвалу и, расстегнув ее драгоценный пояс, бросил его на пол. Он так громко стукнулся о толстые доски, что Имоджин невольно вздрогнула. Тем временем он снял с нее накидку. Теперь между ними было на один слой одежды меньше.
Ее тело содрогалось от возбуждения. А рассудок утверждал, что так и должно быть.
Однако страхи не унимались.
Она мысленно захлопнула перед ними дверь и прошептала:
— Да… — Сердце ее трепетало от страха.
Он не спускал с нее внимательного взгляда, и она постаралась почерпнуть в этом взгляде силу. Он поймал ее руку и прижал к груди.
— Да? — переспросил он.
Она лишь кивнула в ответ, потому что все ее силы уходили на неистовую борьбу с бушевавшими в ней демонами.
В конце концов, кто хозяин над ее телом и разумом — она или демоны?
Она может это сделать! Может!
— У тебя испуганный вид, — прошептал он, слегка задыхаясь, — но мы не будем спешить, и я остановлюсь, если ты захочешь.
— Я бы предпочла поспешить, — возразила она. — Я знаю, это можно сделать очень быстро. Я слышала…
— Тебе же будет легче, если мы будем делать это медленно. — Он ласково прижал пальцы к ее губам, прекращая спор. — Положись на меня, жена…
Он взял ее руку и медленно поднес к своему твердому телу, пока она не коснулась того, что было сейчас самым твердым. Она поморщилась, а он ласково, но настойчиво удержал ее руку на месте.
— Не надо его бояться, — шепнул Фицроджер. — Я не сделаю тебе больно — разве что в самую первую минуту. Ты создана для любви, Имоджин. Так смирись с этим.
Да-да, она сама хотела смириться. Женщины созданы именно для этого. Она вспомнила, как сплетничали швеи и какое возбуждение охватило се от их сплетен.
«Нет! — визжали ее страхи. — Вспомни свою боль! Вспомни грубость и жестокость! Кровь! И крики!»
«Марта! — яростно отвечала им Имоджин. — Дора! Все те шлюхи, с которыми проведут эту ночь мужчины в зале! Ее отец и мать!»
«Дженин!»
«Женщины обречены на страдания с начала времен. Так устроен мир! Я выдержу боль и позволю ему исполнить свой долг! Я могу! Я могу! Я могу!»
Ее сердце бешено колотилось.
Сосредоточившись на внутренней борьбе, она невольно сжала пальцы. В ответ он вздрогнул и набух. Она посмотрела мужу в глаза и увидела, как сильно его желание.
Это было слишком. Она оттолкнула его с дикой силой. Поскольку он едва держал ее, Имоджин свалилась на пол.
И попятилась от него на четвереньках, увидев, каким белым стало его лицо.
— Прости, прости, — невнятно бормотала она, обливаясь слезами. — Я старалась…