Неожиданно Фицроджер резко встал со своего места, и Имоджин подняла на него испуганный взгляд. Поначалу ей показалось, что сейчас он отведет ее в спальню, чтобы овладеть ею, но он направился к музыкантам. Позаимствовав у одного из них арфу, Фицроджер устроился на табурете посреди зала.
Разговоры затихли: все ждали, что будет дальше.
Он сидел как ни в чем не бывало, не спеша пробуя инструмент. А затем обвел зал веселым взглядом.
— Милорды, вы наверняка ждете от меня старых куплетов, но сегодня я буду петь для своей жены!
Он не был наделен сильным голосом, но обладал на удивление хорошим слухом. Еще более удивительным оказалось то, что песня была как будто специально сложена в ее честь.
- Красой бесподобной славна моя леди,
- Ей розы кивают, ей птицы поют.
- Вспоенная сладкой медвяной росой,
- Весь Запад собой озаряет она.
- Легка ее поступь, светлы ее очи,
- А голос божественной флейты нежней.
- Пусть будет она безмятежной и кроткой —
- Сокровище Запада, дивный цветок!
Песня пришлась мужчинам по вкусу, несмотря на некоторую сентиментальность. Имоджин не могла прийти в себя от изумления: она и не подозревала за Фицроджером подобных талантов! А может, он просто заплатил какому-нибудь менестрелю, чтобы тот сложил в ее честь эти строки? Тем не менее последняя строчка заставила ее насторожиться.
Сокровище. Всегда только сокровище!
Он встал и поклонился.
Она улыбнулась и, поднявшись со своего места, забрала у Фицроджера арфу.
— Ты будешь петь? — спросил он, скрывая тревогу.
— Я буду петь для вас, милорд! — тихо сказала она.
Он с неохотой отдал ей инструмент, но, прежде чем вернуться за стол, поцеловал ей руку, чем очень ее смутил.
Имоджин села и постаралась собраться с мыслями. Они с отцом любили посидеть в компании настоящих музыкантов, развлекаясь импровизациями. Иногда у них получались довольно неплохие стихи. Особенно удачными они выходили у Имоджин.
Она взяла на пробу один аккорд и объявила на весь зал:
— Я буду петь для моего супруга.
- Сокровище, доблестно освобожденное, —
- Я снова вернулась в родное гнездо.
- Я снова с моими людьми, как и прежде,
- Чтоб быть им хозяйкой, чтоб их защитить.
- Ты смел и отважен, о Тайрон Фицроджер!
- Ты честен и слово умеешь держать.
- Я буду с тобой покорной и кроткой —
- Сокровище Запада стало твоим!
Она могла поклясться, что в его глазах промелькнула искренняя радость, когда он услышал последние строчки.
— Очень мило! — похвалил ее Генрих. — И голос у вас чудесный. Не стесняйтесь, леди Имоджин, спойте нам еще что-нибудь, по собственному выбору! Мы с удовольствием вас послушаем!
Имоджин спела балладу о рыцарях Карла Великого. Это был скорее образец изящной поэзии, нежели застольная песня. Она повествовала о приключениях двенадцати рыцарей великого короля, пришедших на выручку прекрасной принцессе Анжелике. Имоджин сама не могла бы сказать, почему ей вспомнилась именно эта баллада. И она украдкой взглянула на своего рыцаря, погруженного в мрачные мысли.
Почему у него такой угрюмый вид? Все остальные наслаждались ее пением, и ее муж мог хотя бы из вежливости сделать вид, что ему тоже нравится эта баллада.
Она вернулась на свое место рядом с ним.
— Ты прекрасно поешь, — произнес он. — Наверняка тебя этому долго учили…
Она не успела ответить, потому что внезапно в тишине летнего вечера раздалось пронзительное пение рожка часового. Фицроджер переглянулся с Реналдом, и тот выбежал из зала.
Француз вскоре вернулся, пошептался с Фицроджером, и тот объявил:
— Сир, это граф Ланкастер. Вы не возражаете, если мы примем его в этом замке?
— Отвергнутый жених? — ехидно ухмыльнулся король. — Мы непременно его примем!
Последовали обычные в таких случаях распоряжения, но Имоджин почувствовала, как накаляется атмосфера в зале. Присутствующие здесь мужчины не боялись незваного гостя, но каждый проверил оружие, как будто готовясь к сражению. Почему бы это? Конечно, Ланкастера вряд ли обрадует эта свадьба, но ведь что сделано, то сделано.
И тут она обмерла от ужасной мысли: нет, не сделано!
Она притворилась, что чистит яблоко, пока Фицроджер через ее голову шептался с королем. Граф был слишком влиятелен, чтобы взять и отправить его домой несолоно хлебавши, поскольку Ланкастер мог в любой момент переметнуться на сторону врагов Красавчика Генриха. Уже давно до короля дошли слухи, что Ланкастер поддерживает связь с Беллемом.