Он собирается смотреть, как она одевается? Имоджин застыла.
— Вид твоего обнаженного тела не распалит во мне греховную похоть, Рыжик. Одевайся.
Имоджин начала стаскивать с себя тунику, но вдруг опустила руки и, повернувшись к Фицроджеру, гордо вздернула подбородок, хотя от страха пересохло во рту.
— Нет!
— Почему нет? — На лице его не дрогнул ни один мускул.
— Это может быть правильно по закону, это может быть правильно даже перед Господом, но это неправильно для меня!
Он встал и двинулся к ней, излучая угрозу каждой клеточкой своего огромного тела.
Имоджин испуганно моргнула. Наверное, она перегнула палку. С мужеством отчаяния она осталась на месте и даже постаралась выдержать его взгляд.
Но вот он расслабился, и в его зеленых глазах мелькнула усмешка.
— Хорошая попытка. — С этими словами Фицроджер оставил ее одну.
Ноги ее подкосились, и она рухнула на пол, содрогаясь от ужаса. Как ей это удалось? Она никогда в жизни не посмела бы перечить своему отцу, не говоря уже о Фицроджере!
Похоже, у нее просто не было иного пути, как постоянно сражаться за свои права, даже не зная толком, остались ли у нее эти права или уже нет… Единственным человеком, советовавшим ей не уступать ни в чем, был отец Вулфган. Все прочие наверняка в один голос уговаривали бы ее покориться своему супругу и быть ему хорошей женой.
Особенно в постели.
Вот только супругу, судя по всему, доставляло удовольствие провоцировать ее на ежедневный, ежечасный бунт.
Когда Имоджин спустилась в зал, она была одета в выбранное Фицроджером платье и подаренный им роскошный пояс. Она приказала служанке заплести волосы в две косы, демонстрируя свое положение замужней дамы, но не покрыла голову вуалью, потому что у нее не было подходящего обруча.
В заполненном мужчинами зале мгновенно наступила тишина. Она по взглядам поняла, что все эти люди завидуют ее мужу, и получила от этого немалое удовольствие. Фицроджер поднялся ей навстречу, чтобы проводить к почетному месту рядом с королем.
— Вы ослепительны! — заявил Генрих с веселой улыбкой. — Похоже, Тай отлично справился со своим делом!
Имоджин потупилась, чувствуя, что неудержимо краснеет.
— Ах, какая очаровательная невинность! Жаль, что она не остается на всю жизнь! Готов поспорить, что этой ночью вы уже гораздо охотнее отправитесь в постель, не так ли? И вас не придется подталкивать! — Имоджин готова была провалиться от стыда сквозь землю. — Между прочим, близость с женщиной всегда вызывает у нас волчий аппетит! — благодушно продолжал король. — А где же… — Он замолк на полуслове, и Имоджин готова была поклясться, что Фицроджер подал королю какой-то знак.
Шлюх не было видно, и Имоджин поняла, что Генрих снизошел до ее требований. Какой он необычный человек! Ведь он был повелителем Англии, но в то же время не обижался, когда над ним подшучивали, и даже позволил удалить из зала шлюх! Значит, он веселый и добрый монарх, охотно награждающий тех, кто хорошо ему служит. И карает тех, кто выступает против него.
Можно ли сказать то же о Фицроджере? Что ему нужно от нее? Безусловно, прежде всего ему нужны сыновья — если только она не наберется духу объявить во всеуслышание, что их брак не состоялся.
Наверняка он тоже будет с ней добр и наградит ее, если она выполнит его волю, и накажет, если она не покорится.
И она смирилась с этим. Такова жизнь.
Она вспомнила, из-за чего началась их последняя ссора. Он решил, что Имоджин ничего не умеет делать. Она убедит его в обратном.
Она действительно была неплохо подготовлена, но ей никогда не позволяли самой зашивать глубокие раны или выхаживать заразных больных. Возможно, отец оказал ей этим медвежью услугу, хотя старался сделать как лучше.
Она знала наверняка, что захочет сама выхаживать Фицроджера, если его доставят домой израненного. Вот только хватит ли ей умения и опыта?
Кстати, а где сейчас находятся те, кто был ранен во время штурма Кэррисфорда? Скорее всего их отправили в монастырь Гримстед. Среди них должен быть и Берт, пострадавший из-за ее упрямства. Завтра же она отправится в лазарет при монастыре и начнет учиться!
Подали ужин, и присутствующие, накинувшись на еду, начали возбужденно обсуждать сегодняшнюю охоту. Удалось загнать и убить двух молодых оленей, а также много мелкой дичи. Пока музыканты негромко выводили какую-то медленную мелодию, король и его придворные с упоением вспоминали прелести погони, мастерство охотников, отвагу ловчих соколов и поразительное чутье гончих.