Глава 24

На Подкремлевские луга пришла зима. Выпал снег, покрыл тонким слоем землю и широколапые еловые ветки, покрыл крыши обоих шалашей.

Особенно холодно не было, но сидели теперь старик, Банов и Клара всегда поближе к пламени костра. И кушали так, и письма читали, и писали. Банов все никак успокоиться не мог — все улыбался без конца и без причины. Стало ему теперь и жить веселей, и работать легче. Теперь он письма только читал, а Клара на них отвечала.

По вечерам после ужина играли с солдатом в домино — каждый вечер по три игры. Как-то легко к этому привыкли и играли с удовольствием и даже с некоторым азартом.

Единственно, что чуть-чуть огорчало Банова, так это-то, что приходилось им теперь стариковскую порцию еды каждый день на троих делить. Желудок Банова сразу заметил, что порции уменьшились, и иногда по этой причине болел или просто урчал.

В принципе солдат на второй же день предупредил их, что поваразербайджанец две порции ни за что не даст. Но тогда они все дружно махнули рукой.

— Разве еда — это главное? — сказал тогда старик. Однако через день Кремлевский Мечтатель решил еще раз поговорить на эту тему. Говорил он без всяких намеков, а просто использовал ситуацию с едой для разоблачения христианства.

— В Библии написано, — говорил он, — что тремя хлебами можно пять тысяч людей накормить… или, может быть, наоборот — пятью хлебами три тысячи людей?.. В общем, товарищи, не важно. Главное — очевидная неправда данного утверждения! Можете вот вы себе представить, что моей порцией завтрака можно накормить четверых или пятерых едоков?

Банов и Клара, конечно, согласились с Эква-Пырисем.

Больше к разговору о порциях не возвращались. Терпели молча и без жалоб.

Несколько раз видел Банов в окрестностях зайцев и очень жалел, что нет у него тут никакого ружья для охоты.

Старик как-то сказал, что вот сойдет снег и ягоды будут расти, грибы, фрукты дикие.

Так и жили они втроем в ожидании весны. Пили чай, принесенный солдатом Васей, и, если везло старику, ели гостинцы из присылаемых ему посылок. Но иногда гостинцы были не очень съедобные. Так, получили они как-то две посылки из Дагестана с очень соленым сушеным мясом, которое никак нельзя было разжевать. А в другой раз пришла посылка от казахов — прислали круглый окаменелый сыр, который ни кусался, ни разрезался. Так и пришлось его выбросить — видно, очень долго посылка в пути была.

Однажды утром пришел Банов к костру один, без Клары.

Удивленный Эква-Пырись поинтересовался, где же она, что с ней.

— Нездоровится, — сказал Банов. — Сказала, что вроде забеременела она…

И тут же, сообщив эту новость, потупил Банов взгляд и побледнел.

— Ну что с вами, Васильич, — обрадовался старик. — Это же архивеликолепно! Дети! Вы разве не любите детей? Вы же директором школы были!

— Люблю, — кратко ответил Банов.

— Так что ж вы так побледнели?

— Нервничаю, — признался Банов. — Как же она тут родит? Ни врачей, ни фельдшера?

— Ай! — Эква-Пырись махнул рукой. — Что женщине рожать? Вон крестьянки — уходят в поле, рожают там и домой уже с младенцем возвращаются!..

— Ну, они-то знают, наверно. А Клара — городская, образованная…

— Вот что, голубчик, — перешел старик на серьезный лад. — Не надо нервничать. Придет время, тогда и решим и выход найдем! Вы лучше об имени подумайте. Пора уж!

Принес солдат Вася завтрак. Тоже спросил: «А где женщина?» — Приболела, — ответил старик. — Мы тут поедим, а потом Василь Васильевич отнесет ей ее часть, а ты тут подождешь, добро?

— Как скажете, мне-то чего? — солдат пожал плечами. Почта в тот день пришла с задержкой. Зато в одной посылке оказалось десятка три пачек папирос. Тут уже старик обрадовался — знал он, что Вася курит. И уже вечером стал вести с солдатом переговоры, снова насчет газет.

  40