Виолетта ждала перед дверями королевского номера. Она улыбнулась Алиму и три раза коротко стукнула в дверь, сообщая о его прибытии. Алим вошел, готовясь поприветствовать семью; но внутри его ждал только отец.
— Алим. — Голос Омана звучал не слишком дружелюбно.
— Где Джеймс и Мона? — спросил Алим после поклона.
— На пути в Париж, — ответил Оман. — Я попросил их присоединиться ко мне немного раньше.
— Уверен, они были в восторге от раннего подъема наутро после свадьбы. — Алим знал, что его отец не воспринимал сарказм.
Но он также давно знал, что, если он хочет иметь какие-то отношения с Джеймсом, строить их придется самостоятельно. Когда он обнаружил существование сводного брата, то не стал тихо игнорировать его, как предпочли бы его родители, а настоял на встрече. И потом он поддерживал отношения с братом звонками, письмами и встречами, и собирался продолжать в том же духе. Когда молодожены вернутся в Рим, Алим с ними увидится; а может, через несколько дней позвонит и навестит их в Париже.
Калеба тоже будет приятно повидать.
— А где Ясмин? — спросил Алим.
— Виолетта сообщила мне, что она нездорова. — По ее словам, у Ясмин мигрень — вчера она слишком много веселилась.
«Слишком много шампанского», — подумал Алим, но не стал комментировать вслух. Отец продолжил:
— Это к лучшему, потому что я хотел поговорить с тобой наедине. После того, что я сообщил тебе вчера, нам многое нужно обсудить.
— Что ж, давай обсудим.
На отполированном до блеска ореховом столе для них был накрыт завтрак; целое пиршество ждало на серебряной тележке. Официантов и слуг не было, как обычно, когда обсуждались официальные вопросы. Алим был не в настроении для делового завтрака, но, учитывая болезнь отца, им действительно во многом предстояло разобраться.
Если бы они были в Зетлехане, к ним мог присоединиться старейшина на случай обсуждения чувствительных вопросов, но здесь были только они вдвоем.
Алим положил еду сначала отцу, потом себе. Оман предпочитал фрукты, и Алим обычно тоже, но сегодня он положил себе щедрую порцию шашуки — яиц, запеченных в сытном пряном соусе.
В «Гранде Лючии» работало несколько поваров, включая двоих, привезенных Алимом из Зетлехана.
Поначалу они с отцом вели непринужденную беседу.
— Бранч в стиле Среднего Востока в ресторане отеля становится все популярнее. Теперь столики заказывают заранее.
Оман не стал комментировать; он не одобрял вложения Алима за пределами страны, и особенно ненавидел этот отель.
Вместо этого он сказал — не поднимая глаз, таким же непринужденным тоном, словно просил налить ему еще мятного чая:
— Я уже некоторое время обдумываю применение добрачного диктата.
Алим представлял развитие событий на год вперед; но это он не мог представить.
Ни в каких обстоятельствах.
Его отец ненавидел диктат, он сам пережил его на своем опыте, и Алим не мог поверить, что Оман применит этот суровый закон к собственному сыну.
— В этом нет необходимости. — Он старался удерживать голос спокойным, хотя испытывал необычное волнение.
— Создается впечатление, что необходимость есть. Я много лет просил тебя выбрать невесту.
— А я говорил, — голос Алима все еще звучал как шелк, но с явной угрозой, — что не позволю принудить себя к браку.
Это решение отца было не только неожиданным, но и демонстрировало неожиданную мстительность.
— Ты ненавидел этот диктат, — напомнил ему Алим.
— От него есть определенная польза. Мой отец сделал выбор за меня, хороший выбор — твоя мать идеальная королева, люди ее обожают. Мы воспитали троих наследников…
— И ты до сих пор горюешь, что не смог жениться на Флер. — Алим произнес ее имя вслух. Сейчас было неподходящее время для сдержанности. — Тебе ненавистно знание, что твой перворожденный сын не носит титул и что женщина, которую ты любишь, не получает признания. — Алим пытался выиграть поединок взглядов с отцом, но Оман отказывался смотреть ему в глаза. — Ты не можешь этого сделать.
— Уже сделано, — сказал Оман. — Сегодня утром я сообщил старейшинам. С этого дня ты султан в избрании.
Это означало, что с этого момента Алиму следовало выбирать невесту и хранить целибат, чтобы не облечь позором будущую жену. Ему не найти наслаждения, кроме тайных встреч в пустыне.
Алим поднялся; аппетита у него больше не было.
— Ты не можешь заставить меня жениться. Не можешь!