116 
И отбрасываю карту на пол, глядя, как она кружится в воздухе.
– Крести – тоже готово.
Карта улетает на ковер.
– Пики, черви – все сделано.
– А теперь-то что?
У меня лицо белее мела, да и в целом я неважно выгляжу. Одри все это видит.
И я извлекаю из кармана Джокера.
– Вот, – сообщаю.
И принимаюсь умолять ее. Со слезами на глазах.
– Пожалуйста, Одри, пожалуйста, скажи, что это была ты. Что это ты посылала мне карты! – прошу я ее. – Скажи, что ты просто хотела, чтобы я помог людям и…
– И? И что, Эд?
Я прикрываю глаза:
– И изменился к лучшему. Стал… достойнее. Чего-нибудь.
Слова, одно за другим, падают на пол, к картам. И тут губы Одри растягиваются в улыбке. Она улыбается, а я жду ее чистосердечного признания.
– Ну же! – не выдерживаю я. – Скажи, что…
Она пасует.
И говорит правду.
Одри роняет слова, будто в сомнамбулическом сне.
– Нет, Эд, – медленно произносит она. – Это была не я. – Тут она качает головой и смотрит мне в глаза: – Прости, Эд. Прости. Мне бы хотелось, чтобы ты был прав, но…
Фраза повисает в воздухе неоконченной.
J
И это наконец случается.
Стук сотрясает дверь, и я понимаю – точно по мою душу. Потому что уже поздно и стук уверенный. Надев ботинки, чтоб уж быть наверняка готовым, иду открывать.
«Дыши глубже, Эд Кеннеди».
Я и дышу.
– Сиди здесь, – приказываю Швейцару, который приплелся в прихожую.
Но нет, он идет за мной к двери.
Открываю. На пороге мужчина в костюме.
– Вы Эд Кеннеди?
Мой гость абсолютно лыс, но очень усат.
– Да, – говорю, – это я.
Он подходит поближе.
– А у меня кое-что для вас есть. Можно войти? – спрашивает он.
Манеры у него дружелюбные, и я решаю: раз уж ему так хочется, пусть заходит. Отступаю в сторону, пропуская мужчину. Он высокий, средних лет, голос вежливый и очень уверенный.
– Кофе?
Но он любезно отклоняет мое предложение:
– Нет, спасибо.
И тут я замечаю дипломат у него в руке.
Он садится, открывает его, и там обнаруживаются завернутый в бумагу обед, яблоко и конверт.
– Сэндвич? – предлагает он.
– Нет, спасибо.
– Ну и правильно. У жены получаются ужасные сэндвичи. Даже я съесть не смог.
Он быстро переходит к делу и протягивает конверт.
– С-спасибо.
Голос у меня дрожит.
– Вы его откроете?
– А кто вас послал?
Я сверлю его взглядом, и мужчину это явно обескураживает.
– Вы конверт-то откройте.
– Кто вас послал?
Впрочем, я все равно не могу больше терпеть. Пальцы самопроизвольно вскрывают конверт, и глазам моим предстает бумага, исписанная знакомым почерком:
Дорогой Эд.
Конец уже близок.
Думаю, тебе пора сходить на кладбище.
– На кладбище? – бормочу я.
И понимаю: завтра годовщина смерти отца.
Моего отца.
– Это, – спрашиваю я мужчину, – мой отец вас послал?
– Извините, не понимаю, о чем речь.
– Что значит – не понимаете?
Мне стоит большого труда не вцепиться ему в плечо.
– Меня… – выговаривает он.
– Что – вас?
– Меня сюда просто прислали.
– Кто?
Но мужчина лишь поникает головой. И говорит – очень жестко:
– Я не знаю. Я не знаю, кто он.
– Это мой отец все устроил? – упорно продолжаю я выспрашивать. – Это он все организовал перед смертью? Это он…
И тут у меня в ушах звучат мамины слова: «Ты похож на него».
А может, отец оставил кому-нибудь указания? Ну, чтобы подстроить все это? Он ведь часто бродил ночью по улицам, я видел, уже когда водил такси. Отец ходил, чтобы протрезветь. Время от времени я его подвозил домой…
– Вот откуда он знал все адреса… – бормочу я.
– Простите?
– Ничего, ничего…
Разговор окончен, потому что я выбегаю на улицу. И мчусь вниз по дороге, к кладбищу. Вокруг стоит темно-синяя ночь. Небо забетонировано облаками.
Вот и ограда кладбища. Я сворачиваю к могиле отца. Над ней стоят охранники.
Или не охранники?
Нет.
Это Дэрил и Кейт.
Я замираю на месте, а они внимательно меня разглядывают. Наконец Дэрил говорит:
– Эд, мои поздравления.
Я пытаюсь выровнять сбитое после долгого бега дыхание.
– Мой отец? – выдыхаю.
– Ты действительно очень на него похож, – снизошел до объяснений Кейт. – И дорога тебе была, прямо как у него, к такой же смерти. И к жизни, в которой не сбылось ни одно ожидание.
– Это он вас послал? Он все подстроил перед смертью?
116 
