132 
– Да-да! – кивает Ричард, бросая в мою сторону благодарный взгляд. – Именно… Я никогда… У меня страх перед полетами…
– С тех пор как мистер Финч попал в авиакатастрофу, он боится летать, – продолжаю я сочинять на ходу и даже вздрагиваю, словно мне тоже страшно вспоминать пережитый кошмар. – Вы, наверное, помните? Рейс 406 в Бангладеш…
– Пожалуйста, не напоминай мне!.. – удачно подыгрывает Ричард.
– Извини. – Я мрачно киваю. – Мистер Финч до сих пор вынужден посещать психолога.
Врач-терапевт смотрит на нас так, словно нам обоим нужен психолог, а лучше – психиатр.
– Что ж, удачно, что я оказался под рукой, – резюмирует он и снова поворачивается к пациентке, а мы с Ричардом дружно вздыхаем. Его лоб блестит от испарины, а у меня дрожат коленки. Стюардесса разочарованно качает головой и движется вдоль прохода дальше.
– Слушай, Флисс, ты должна поговорить с Ноем! – горячо шепчет мне на ухо Ричард. – Это черт знает что! Если он и дальше будет выдумывать обо мне невероятные истории, это рано или поздно закончится крупными неприятностями!
– Извини, – шепчу я в ответ. – Поговорю. Обязательно.
Тем временем пожилую леди поднимают с кресла и уводят куда-то в хвост самолета. Помогавший ей врач и член экипажа, которого я раньше не видела, что-то напряженно обсуждают. Через пару минут оба исчезают за занавеской, отделяющей наш салон от самолетной кухни. Некоторое время ничего не происходит, но Ричард продолжает напряженно смотреть перед собой. Должно быть, благосклонно думаю я, он искренне беспокоится о пожилой леди, которой не смог помочь, и корит себя за то, что в юности не избрал карьеру кардиохирурга. Впрочем, до этого он, быть может, и не доходит, но в том, что ему жаль старушку, я не сомневаюсь. Ричарда я хорошо изучила и знаю, что у него доброе сердце.
– Слушай, скажи мне… – Ричард поворачивается ко мне. – Ты точно знаешь, что они этого еще не сделали? Ну, ты понимаешь, о чем я?..
В первую секунду я ничего не понимаю: ни кто такие эти «они» и что они должны были сделать, но потом до меня доходит. Да-с. Глупо с моей стороны. В конце концов, Ричард – всего лишь мужчина, а мужчины способны думать только об одном.
– Нет, насколько мне известно.
– Наверное, у Бена просто не стои́т, – глубокомысленно заключает Ричард, и его лицо озаряется улыбкой торжества.
– Боюсь, причина в чем-то другом, – улыбаюсь я, но он меня не слушает.
– Это единственное объяснение, – заявляет Ричард. – У него не стои́т!
– Что не стои́т? У кого? – с интересом спрашивает Ной.
Только этого не хватало! Я бросаю на Ричарда предостерегающий взгляд, но он целиком поглощен своим триумфом и ничего не замечает. Глядя на него, я думаю, что в психоанализе наверняка есть длинный, как поезд, немецкий термин, означающий «сугубую радость, которую мужчина испытывает, узнав о половом бессилии соперника». Именно такую радость переживает сейчас Ричард. Без вопросов.
– Вот бедняга!.. – лицемерно добавляет он, заметив, что я гляжу на него с глубоким неодобрением. – Нет, Флисс, я действительно ему сочувствую. Надо же, как не повезло бедолаге!
– С чего ты вообще это взял? – спрашиваю я.
– У него же медовый месяц, так? А какой мужчина не может заниматься этим в свой медовый месяц? Только полный импотент!
– Чем заниматься, дядя Ричард? – снова встревает Ной.
– Ничем, дорогой, – говорю я спокойно (иногда у меня бывает просто ангельское терпение). – Это все скучные, взрослые вещи. Тебе это будет совершенно неинтересно.
– А полный импотент – это какой? – продолжает допытываться мальчуган. – Такой очень толстый дядька, у которого не стои́т скучная, взрослая вещь?
– У него не стои́т! – Ричард продолжает праздновать победу и, словно глухарь, не слышит ничего вокруг. – Все сходится. Бедная, бедная Лотти!..
– У кого не стои́т? – спрашивает Лоркан, поворачиваясь к нам.
– У Бена!!! – отвечает Ричард, не в силах сдержать свое ликование.
– Правда? – Лоркан выглядит застигнутым врасплох. – Вот черт!.. – Он сосредоточенно хмурится. – Что ж, это многое объясняет, – произносит он, а я готова завизжать от досады и разочарования. Вот так, думаю я, и рождаются слухи, слухи ведут к недоразумениям и недопониманию, а потом – бац! Какой-нибудь кретин из лучших побуждений стреляет в эрцгерцога, и готово: получите очередную мировую войну.
– Эй, послушайте, вы, оба! – свирепо шепчу я. – Лотти ничего не говорила мне относительно того, у кого что стои́т… или лежит.
132 
