160 
Андреа запер дверь на ключ и положил его в карман. Он подошел к Бьянке, которая стояла у зеркала, и спросил:
— Самая красивая девушка Лонтано согласилась бы выйти замуж за самого бедного юношу Корсики?
— Да. Наконец я дождалась момента, когда моему сердцу открылась истина.
— Иногда мне страшно хотелось, чтобы кто-нибудь притянул меня к себе и крепко обнял, прижал к своему сердцу. Мне казалось, что тогда боль сможет уйти или я забуду о ней хотя бы на несколько секунд, — признался он и добавил: — Если это сделаешь ты, думаю, она покинет меня навсегда и все изменится так, как я не смел и мечтать.
Они помогли друг другу раздеться. На теле Андреа виднелись следы беспощадных ударов, на теле Бьянки — тоже, и неведомо сколько их было в сердцах и душах. Но сейчас это было неважно. Главное — оба надеялись на исцеление.
Когда Бьянка распустила прическу и ее волосы рассыпались по плечам густыми, блестящими волнами, у Андреа перехватило дыхание. Он подхватил ее на руки и понес к кровати.
Вскоре их ничто не разделяло. Их тела изгибались, двигаясь в едином, медленном, но сильном ритме. В воздухе стоял дурманящий, головокружительный запах любви, тишину нарушали тихие стоны и сладкий шепот.
Они занимались любовью так долго, как только могли, до тех пор, пока страсть вновь не возвращалась в их тела. Для Андреа это было впервые. Бьянка тоже открыла в себе нечто неожиданное. Она легла в постель с человеком, которого полюбила, желая сделать ему приятное, а вместо этого сама изнывала от наслаждения.
— Какой ты нежный, Андреа! Мне так хорошо с тобой! — прошептала она, когда они ненадолго разъединились, и призналась: — Я не только согласна выйти за тебя замуж, я хочу от тебя ребенка. Я рада, что у нас с Винсенте не было детей. Человек, который способен издеваться над женщиной, которую взял в надежде иметь от нее потомство, рано или поздно стал бы измываться и над детьми.
Андреа порывисто обнял Бьянку. У него не было слов. Ему чудилось, будто прежний мир рухнул и на его месте выросли райские сады, родившиеся из уродливых трещин в земле, из грязи, пепла и пыли, и что он вот-вот заблудится в этих бессмертных кущах. Он находил в себе уже не крохотные бутоны влечения и симпатии, а буйно развернувшиеся, пылающие огнем цветы любви и страсти. В его душе больше звучала не робкая мольба, там струился водопад громких и радостных песен.
Годы счастья с Бьянкой! Даже за минуты, проведенные с ней, он, не задумываясь, отдал бы все что угодно.
Когда наутро Андреа сообщил, куда намерен поехать, Бьянка всерьез испугалась.
— О нет! Я обрела любовь не для того, чтобы вновь потерять!
— Именно она и придает мне уверенности в себе. Возможно, я наконец отыщу способ убедить Женевьеву уйти из приюта? Кто знает, быть может, она получит какие-то права или деньги!
— Если б тебя пригласил король, ты бы тоже поехал? — спросила Бьянка и впервые услышала смех Андреа.
— После того, что ты мне подарила минувшей ночью, я способен на все. Если б сам Господь Бог предложил мне посетить Небеса, я отыскал бы подходящую лестницу и забрался туда.
Бьянка видела в нем мечтательного ребенка и одновременно — взрослого, умного, решительного мужчину, способного отвечать за свои слова и поступки.
Андреа убедил ее остаться в гостинице. Сам же привел себя в порядок, тщательно оделся, взял паспорт Дамиана, вышел на улицу, остановил экипаж и сказал извозчику:
— В Матиньонский дворец!
Когда он очутился перед решеткой, за которой виднелось величественное здание, похожее на корабль, плывущий по зеленым волнам лужаек, его охватила не просто робость, а откровенный страх. Он долго бродил вокруг, бродил до тех пор, пока его не остановил офицер, вероятно, из числа охраны.
— Что вам здесь нужно? Кого вы ищете?
Андреа вытащил паспорт и протянул ему.
— Я прочитал объявление в газете — о том, что меня разыскивает герцог Ришелье, но я не уверен, что это правда, потому не решаюсь войти.
— Подождите здесь, — сказал охранник и ушел.
Ожидая его возвращения, Андреа всерьез подумывал о том, не сбежать ли ему, не вернуться ли обратно в гостиницу, к Бьянке, и забыть о том, что он собирался сделать.
Он никогда не совершал поступков, которыми стоило бы гордиться, по сути, вся его жизнь свелась к тому, чтобы поднимать и опускать тяжелые весла. Едва ли то, что он собирался сделать сейчас, стоило больших усилий!
160 
