— Я сделаю это, конечно, но что произойдет потом, когда меня здесь уже не будет? Роксана пожала плечами и сделала жест, который он расценил как довольно безнадежный.
— Будет проще, — произнесла она так тихо, что он едва мог разобрать слова, — когда вернется из Голландии миссис Ван Каэрсток.
Граф сжал губы. Он понял, что здесь уже ничего нельзя больше сделать, а если он станет проявлять свое покровительство этой английской девушке и перечить губернатору, защищая ее, то это может только повредить ей и осложнить жизнь Роксаны после того, как он уедет отсюда.
Словно поняв, о чем он думает, Роксана сказала:
— Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне. Все, что я хочу, — это чтобы меня не замечали… забыли обо мне и… оставили в покое.
— Думаю, что это-то как раз совершенно невозможно. Где бы вы ни появились, вас нельзя не заметить.
Граф почувствовал, что она вновь смутилась от его комплиментов, и наклонил голову, чтобы отпить необыкновенно вкусного, холодного сока, в котором он смог узнать вкус нескольких местных фруктов.
Затем, решив, что будет лучше сменить тему разговора, который смущает ее, он сказал:
— Я бы хотел нанести визит вашему учителю. Как его найти?
Он сказал это машинально, не придавая словам большого значения, и совершенно не был готов к тому, с каким беспокойством она вдруг посмотрела на него.
— Это не… не очень просто до него добраться, — ответила Роксана, совершенно растерявшись. — Он живет высоко в горах, в лесу. Туда очень сложно дойти, надо карабкаться по тропе…
По выражению ее лица граф понял, что, говоря все это, она вдруг осознала, насколько он молод и силен физически, и эта отговорка была совсем неуместна. Поэтому она быстро добавила:
— Кроме того, Айда Анак Тему не любит визитеров, особенно если они… голландцы!
Граф взял на заметку имя, оброненное девушкой. У него была прекрасная память, когда дело касалось сбора различной информации. А вслух произнес:
— Губернатор уверял меня, что здесь нет недовольных или возмущенных новым правительством среди балийцев.
— Они просто не отваживаются проявлять его открыто, — вспыхнула от возмущения Роксана.
— Так, значит, все-таки недовольные есть?
— Конечно, есть! — ответила она, пожав плечами.
— Вы говорите так, словно много думали об этом и считаете, что их следует предоставить самим себе.
По наступившей паузе граф сделал вывод, что Роксана борется с самой собой, не зная, стоит ли говорить ему правду. Затем она сказала:
— Балийцы — счастливые люди, и до того, как сюда пришли голландцы, они достигли высокого уровня развития своей культуры.
Она посмотрела на графа, ожидая, что тот станет возражать, но так как он молчал, она продолжила:
— Их религия, обычаи и культура — все это находится в гармонии с их образом жизни и природой и объединяет народ своими духовными идеалами. Они неразрывно связаны в единое сообщество верой в своих языческих богов. Это поддерживает их, дает им силы и возможность жить счастливо и идти своим собственным путем.
— Какие странные утверждения для христианки, да еще племянницы миссионера, — сухо заметил граф.
— Я говорю, что думаю, — с вызовом сказала Роксана. — И мне глубоко противно то, что голландцы пытаются сделать с благородным, великодушным, полным собственного достоинства народом, который прекрасно бы жил, если бы его оставили в покое. — Роксана даже слегка задохнулась от своей страстной речи.
Помолчав мгновение, она продолжила уже более спокойно:
— Все в культуре и религии балийцев направлено против зла и несправедливости. Для них каждое живое существо достойно жизни и свободы. Чему более справедливому может научить их христианство?
— Я согласен с вами, — сказал граф, — но я очень удивлен тем, что вы можете так думать и говорить подобные вещи.
— Я стараюсь молчать, — покачала головой Роксана. — Но иногда непроходимая тупость и невыносимая ограниченность представителей местного голландского общества доводят меня до того, что я уже не могу сдержаться!
Граф рассмеялся, а затем сказал:
— Я могу лишь умолять вас быть осторожной с вашими высказываниями в разговорах с моими соотечественниками, особенно людьми того типа, которых я встретил вчера вечером за обедом. Они совершенно нетерпимы и фанатично преданы тому, что они считают своими идеалами, и я вполне могу их понять, когда они считают вас опасной особой, подстрекательницей, грозящей разрушить тупой покой, царящий в их душах.