240 
Он выжил после ранения, однако, как и раньше, мог ходить и сидеть с большим трудом, и лишь широко расставив ноги. О том, чтобы ездить верхом, нельзя было и думать: даже тряска в карете доставляла ему боль. Поэтому для поездок из Кингстона на свою плантацию и назад он стал пользоваться носилками, которые несли четыре раба.
— Как римский император, — заметила Нора Дугу, когда увидела это в первый раз. — Я знаю, что это не смешно. Бедный человек. Но сравнение с Нероном просто напрашивается.
На празднике в Спэниш-Тауне Холлистеру поставили кресло сразу же за ограждением, где он и сидел, как на троне, ожидая «спектакля». Как и большинство других плантаторов, он коротал время за рассуждениями о том, что именно губернатору в обращении с маронами стоило бы сделать по-другому. Причем предложения становились тем более резкими, чем быстрее карманные фляги с ромом ходили по кругу.
Рядом с Холлистером стояла его жена. Со времени его ранения она практически не отходила от него, чем заслужила в колонии огромное уважение. Леди время от времени бросала недружелюбные взгляды в направлении Норы Фортнэм, которая в беседе не участвовала.
Молодая женщина стояла немного в стороне, элегантно одетая и причесанная по последней моде. Ее белое, расцвеченное веточками цветов платье подчеркивало худощавую фигуру — она вполне могла позволить себе отказаться от корсета, который только что вышел из моды. Нора напудрила волосы, однако не стала покрывать пудрой лицо. Это было бесполезно — пытаться осветлить ее глубоко загорелую кожу с помощью пудры из талька, к тому же в результате получался какой-то болезненный серый цвет. Для того чтобы скрыть ее коричневый загар, на самом деле пришлось бы толстым слоем наносить на лицо свинцовые белила, но этим пусть занимаются денди из свиты губернатора, которые как раз появились в своих лучших нарядах — парчовых камзолах, брюках до колен и ослепительно белых чулках, и стали в несколько рядов возле входа во дворец. Сейчас губернатор будет проходить между ними в сопровождении предводителей маронов.
Нора держала своих детей за руки — Дэдэ в очаровательном белом платье с кружевами, которые подчеркивали ее кожу цвета шоколадного крема, и Джефа в брючках до колен и курточке, подбитой ватой. Он ныл все время, потому что потел, и, естественно, был прав. Все мужчины были одеты слишком тепло, и Ян Мак-Клауд тоже. Он со своей женой Присциллой стоял возле Норы, и, конечно же, на нем была воскресная одежда. Он без жалоб страдал от душной жары, свойственной сезону дождей, и со всем терпением, которое у него только было, призывал Джефа быть джентльменом и достойно вынести все это. Однако Джеф почти не слушал его. Он не хотел быть джентльменом. Нора с большим трудом удерживала его от того, чтобы он не расстегнул пуговки своей тесной одежки и не сбросил ее с себя.
В конце концов, проблему решила его названая бабушка. Адвеа стояла тут же, рядом со своей хозяйкой, — в новой красной юбке, блузке с кружевами и с тщательно повязанным на голове красным тюрбаном. Она всегда носила свою бумагу об освобождении из рабства с собой, в корзине, и у нее был почти обиженный вид, потому что никто не спрашивал об этой грамоте. Но все-таки она, как единственная свободная чернокожая, стояла впереди перед самым дворцом и не хотела, чтобы ее внук испортил ей праздник. Адвеа наклонилась к Джефу и влепила ему две звонких пощечины.
— Вот. Сейчас тебе жарко. И не вздумай реветь! Ты хочешь быть великим воином? Великие воины не ревут!
Джеф ошарашенно посмотрел на нее. Но затем действительно замолчал.
Дуга в это время не было рядом с его семьей. Он сопровождал Грэнни Нэнни и ее братьев по городу. Королева настоятельно попросила его об этом. Ее братья шагали мимо рядов белых людей, гордо выпрямившись, уверенные в себе, однако сама Нэнни все же испытывала некоторый страх перед сконцентрированной силой белых плантаторов. Дуг мог понять ее. Многие из мужчин среди зрителей были вооружены, по крайней мере, у них с собой были сабли, а зачастую также мушкеты или пистолеты. Дуг спрашивал себя, был ли подготовлен эскорт, который губернатор предоставил своим гостям, к возможному покушению. Воины-мароны, которые сопровождали Нэнни и ее братьев, конечно, были готовы к этому лишь частично. Африканцы среди них ограничились своим традиционным оружием, которое сейчас служило скорее для представления, чем в качестве настоящей защиты. Лишь некоторые из настоящих маронов, привыкшие сохранять бдительность на протяжении нескольких поколений, угрюмо смотрели в толпу и держали свое огнестрельное оружие наготове.
240 
