Этому научил ее врач – представлять себе сложную ситуацию, с которой необходимо справиться. И она уже достаточно хорошо натренировалась в этом – по крайней мере, ей удавалось сохранять спокойствие. Однако в реальности все обстояло иначе – перед большой аудиторией, под любопытными взглядами и градом вопросов Линдсей пасовала.
– Что ты делаешь? – Голос мужа вырвал ее из раздумий.
Линдсей открыла глаза и увидела Антониоса, стоящего у ворот, за которыми начиналась подъездная аллея. Он, хмурясь, смотрел на нее.
– Ты что, медитируешь?
– Нет, просто… дышу. – Линдсей покраснела и отпила глоток чая. – Стараюсь расслабиться.
Про себя она закончила: «И пока не очень получается».
Лицо Антониоса исказила гримаса – он невзначай бросил взгляд на бассейн, в котором под лучами солнца сверкала вода, белоснежную виллу – все выглядело таким роскошным, и Линдсей внутренне подобралась, ожидая какой-нибудь ехидной реплики о том, что, должно быть, ей невероятно трудно расслабляться в таком райском местечке. Но, к ее удивлению, Антониос лишь прошел мимо нее и произнес, по-прежнему не улыбаясь:
– Пора одеваться, нам нужно быть в главном доме через час.
Горничная уже ушла, и Линдсей долго стояла в прекрасно отделанной душевой кабинке – точно надеясь оттянуть тот неизбежный момент, когда придется встретиться с родными мужа.
По его словам, вечеринка была неофициальной – это значит, необходим тщательный макияж и какое-нибудь симпатичное платье.
Через час она, стоя перед зеркалом в ванной, посмотрела на себя и провела ледяными ладонями по подолу льняного платья лавандового цвета, купленного ей Антониосом в Нью-Йорке. Как она тогда радовалась новой одежде, любила ее примерять и показывать мужу, забавляясь над многозначительными взглядами, которые он на нее бросал. Линдсей обессиленно прислонилась лбом к зеркалу. Им с Антониосом было так хорошо вместе!
Послышался резкий стук в дверь.
– Ты готова? – позвал Антониос. – Нам пора идти.
– Да, хорошо.
Она окинула себя еще раз критическим взглядом. Сердце начинало бешено колотиться, в груди ощущалась боль, и еще возникло странное чувство головокружения – уже ей знакомое, – предшествующее панической атаке. Она про себя произнесла: «Дыши, Линдсей. Ты сможешь это сделать. Тебе придется».
Сжав край раковины, она сконцентрировалась на дыхании – только бы пульс перестал частить!
– Линдсей! – В голосе мужа послышались нетерпеливые нотки.
После нескольких секунд отчаянных попыток обрести контроль над своим страхом она выпрямилась и открыла дверь.
– Я готова, – сказала она, выходя.
Голова кружилась достаточно сильно, так что пришлось сконцентрироваться на походке – словно она была пьяна. Однако Антониос что-то заметил – Линдсей чувствовала на себе его взгляд. Она не ответила ему, лишь подняла подбородок и расправила плечи, повторяя про себя: «Дыши».
– Ты чудесно выглядишь, – наконец произнес он. – Помню это платье.
– Спасибо, – с трудом выговорила Линдсей. – Пойдем?
Выйдя из виллы, она слегка споткнулась на гравии, и Антониос, шедший позади нее, взял ее под руку, но тут же воскликнул:
– Да ты замерзла!
Линдсей знала, что панические атаки всегда вызывают такой эффект – оттого, что кровяное давление падает, – но объяснять ему это не собиралась и лишь ответила:
– Ничего подобного.
Муж посмотрел на нее долгим и пристальным взглядом, не отпуская ее руки. Его ладонь была теплой и твердой, ощущение уверенности и силы исходило от него, и Линдсей с трудом удержалась от желания прижаться к нему. Она выпрямилась.
– Я возьму для тебя что-нибудь накинуть, – произнес Антониос. – Ночи здесь прохладные.
– Хорошо, – машинально ответила она, зная, что дело не в одежде.
Он вернулся через пару минут с палантином подходящего лавандового цвета и накинул шаль ей на плечи.
– Спасибо, – тихо произнесла Линдсей, и они пошли дальше.
Четверть мили, отделявшая их маленькую виллу от главной, показалась ей дорогой через Сахару. Наконец они остановились перед тяжелыми двустворчатыми дверьми, ведущими в огромный мраморный холл с широкой винтовой лестницей. Антониос поприветствовал швейцара, открывшего им дверь, а затем нескольких других слуг, сновавших по фойе с подносами канапе и бокалами шампанского – типичная неофициальная вечеринка, что тут скажешь.
Линдсей тоже ухитрилась пробормотать несколько приветствий и пару раз улыбнуться. Но вот они вошли в гостиную, где ожидали родные Антониоса: его брат, Леонидас, стоял у окна, Парфенопа сидела на диване – Линдсей поймала ее взгляд и увидела, как она сощурилась и сжала губы. У другого окна стояли сестры Ксанте и Ава, о чем-то болтая. Одна из них что-то прошептала другой.