— Но он не желал меня слушать. Следил за мной. Всюду ходил за мной, как привязанный. По ночам торчал возле моего дома, а утром провожал на работу. Я добилась судебного предписания, запрещавшего ему приближаться ко мне. — Тесса яростно терла руки, будто вся кровь разом замерзла в её венах. — И после этого он словно обезумел. Поджег мою машину. Убил мою собаку. Кончилось тем, что, ворвавшись в дом, когда меня там не было, убил моего приятеля, выбравшего неудачное время, чтобы заглянуть в гости и скоротать вечерок за пиццей…
По её лицу, не переставая, текли слезы, которых женщина даже не замечала. А во взгляде читалась дикая, яростная и так хорошо узнаваемая боль, которая терзала и его самого день за днем.
Он, было, потянулся к Тессе, но та чуть ли не отпрыгнула от него.
— Прошу, не надо, — протестующе выкрикнула она и выставила перед собой руки, пытаясь восстановить самообладание.
Господи, да она просто взорвется, если он сейчас дотронется до неё. Тесса знала — так оно и будет. Лютый холод обволакивал её со всех сторон, просачивался внутрь, сжимал сердце, вымораживал легкие, пока женщина не почувствовала, что больше не в силах сделать ни единого вдоха.
Её собственные воспоминания были не менее эмоциональны, чем его. Ей хотелось провести хоть одну ночь без кошмаров. Не видеть снова и снова свой старый дом, развороченные вещи и посреди гостиной — тело Джейми, застывшее в какой-то изломанной, неестественной позе.
Не слышать раз за разом тихий спокойный голос полицейского. Забыть, как синие и красные всполохи сирен патрульных машин, взрезали чернильную мглу ночи.
Но Тесса продолжала чувствовать все это. И помнить. С трудом она нашла в себе мужество жить дальше. Наладить свою жизнь. Сопротивляться террору, устроенному ей Джастином.
Тесса сбежала. Собрав последние силы. Пытаясь сохранить рассудок. В итоге она нашла способ выбраться из тьмы, и возвращаться обратно не хотела.
Глядя в темные глаза мужчины напротив, она размышляла о причинах, побудивших её открыться ему. Или о том, почему Грейсон Стоун за столь короткое время стал так важен для неё. И еще о том, как ему удалось сокрушить мощные стены, охранявшие её сердце и чувства. А ведь он незнакомец, чужак. Мужчина, называющий себя монстром.
Но как бы там ни было, теперь он многое для неё значил. Тесса сделала глубокий вдох, потом выдохнула и сказала:
— Только, пожалуйста, не трогайте меня пока. Я не хочу вашей жалости. И даже не знаю, зачем я вам всё это рассказала. Должно быть, есть в вас что-то этакое. Или… мне просто не нравится чувствовать себя идиоткой. Ведь это совсем не так. — Она смело встретила его взгляд. — Я уже пережила одного монстра, и сумею упокоить любого, кто явится по мою душу.
От этих слов переплетение мышц, некогда звавшееся его сердцем, вдруг тревожно защемило, несказанно поразив этим Грейсона: подобное случалось чрезвычайно редко. Уже лет сто или больше он не испытывал беспокойства о чём бы то ни было. Или о ком-то.
Почему сейчас?
Почему она?
— Я больше не собираюсь никуда убегать, веско подытожила Тесса, будто ожидая, что тот будет настаивать, чтобы она уехала отсюда. — Как говорится, «я уже прошла через всё это».[6] Мне приходилось менять имена так часто, что порой сама путалась, под каким живу. Я скрывалась в трущобах. Бесконечная череда съёмных комнат или номеров в дешевых мотелях. Одна, без друзей или близких. Время от времени подрабатывая где придётся, боясь воспользоваться банковским счетом из страха, что по нему он меня сможет выследить. Всё, что занимало мои мысли, было «не высовываться». Спрятаться. Убежать.
Тесса покачала головой, руками вытерла дорожки слез, гордо вздернула подбородок и выпрямила спину.
— Так было, пока я не оказалась здесь. В этом месте. Здесь всё моё, родное. И этот дом тоже. Я не собираюсь отсюда никуда бежать. Ни из-за него. Ни из-за вас. Ни из-за каких-то вампиров, которые еще неизвестно объявятся тут или нет.
Грейсон же, несмотря на своё восхищение решимостью и силой духа Тессы, прекрасно сознавал, что эти качества характера могут привести женщину к скорой смерти.
— Вы ведь не собираетесь меня слушать, верно?
Она резко вдохнула, выдавила из себя улыбку и покачала головой.
— Нет, не собираюсь. И потом, — она примирительно улыбнулась, и, добавив теплоты в голос, продолжила, — сейчас же почти Рождество. Сбежать из своего персонального кошмара мне тоже удалось в Сочельник. А потому я теперь свято верю в Рождественские чудеса.