Вид у дома был почти гостеприимный. Пульс у Тори участился, пока она шла к нему. Возможно, здесь живут призраки, но именно из-за этого она и вернулась. Не лучше ли встретиться с ними лицом к лицу? Ключи звякнули в руке, скрипнула входная дверь. Тори глубоко вздохнула и вошла.
Она очутилась в пустой комнате, стены которой были выкрашены в цвет слоновой кости, унылый, но вполне приемлемый. Пол был чистый. И пахло слегка краской и полиролем для мебели.
Тори прошла на кухню. Столы были перекрашены в нейтральный серый цвет, шкафы — в белый. Плита новая — или, во всяком случае, новее, чем та, над которой в поте лица трудилась мать. Окно над раковиной, как прежде, выходило на болото. Зеленое и таинственное.
Собрав все свое мужество, она направилась в детскую. Кровать ее когда-то стояла около окна. Она любила глядеть из него в ночь или раннее утро. Здесь помещался небольшой комод с разбухшими, неподатливыми ящиками. В нижнем Тори прятала книги, потому что папе не нравилось, когда она читала что-нибудь, кроме Библии.
В этой комнате дурные воспоминания мешались с хорошими. О том, как она украдкой читала по ночам, или снах, которые ей снились, или о том, как она строила планы совместных с Хоуп приключений.
И, конечно, о побоях. Больше никто не тронет ее и пальцем.
«Здесь можно устроить кабинет, — решила она. — Поставить стол, стеллажи для папок и, может быть, кресло для чтения, лампу». Этого будет достаточно. А спать она станет в комнате родителей. Да, именно там. Эту комнату она преобразит в свою собственную.
Тори прошла было к двери, но остановилась и медленно открыла дверцу стенного шкафа. Здесь, свернувшись калачиком, с заплаканным лицом, затаился в темноте призрак ее самой. До восьми лет она выплакала столько слез, что другой девочке хватило бы на целую жизнь. Тори нагнулась и провела рукой по нижней планке шкафа, по вырезанным в дереве буквам и с закрытыми глазами, словно по системе Брайля, прочитала кончиками пальцев:
…
Я — ТОРИ
«Да, это правда. Я — Тори. И вы этого у меня не отнимете. Я — Тори. И я вернулась!»
Она выпрямилась. Воздух! Не хватает воздуха. Она попятилась назад, ладони у нее вспотели, и она обернулась, готовая бежать отсюда прочь. Но ноги ее словно приросли к полу. За стеклянной входной дверью маячила чья-то тень. Заходящее солнце высветило контуры мужской фигуры.
Дверь скрипнула, и Тори снова стало восемь лет. Она была беззащитна и испытывала ужас.
4
Мужчина назвал ее по имени, полностью, Викторией. Полное, непривычно длинное имя бархатно забулькало, словно вино, вытекающее из подогретой бутылки. Еще можно было убежать, и она удивилась, ощутив в себе так много от трусливого кролика, готового забиться в норку при малейшем шорохе. Призраки обступили ее со всех сторон, насмешливо нашептывая что-то на ухо.
Прежде она убегала, и не однажды, но ей никогда не удавалось спастись. Замерев от страха, Тори стояла как вкопанная. Дверь снова скрипнула, и паника подступила к горлу.
— Извини, что напугал.
Голос у него был тихий, привыкший утешать и соблазнять.
— Я остановился, чтобы узнать, не надо ли чего-нибудь.
Он стоял прямо на пороге, и солнечные лучи ярко освещали его сзади, отчего черты лица расплывались в полумраке.
— Как ты узнал, что я здесь?
— Неужели ты забыла, как быстро в Прогрессе распространяются слухи?
В голосе послышалась смешинка, рассчитанная на то, чтобы дать ей успокоиться. Это значит, что страх ее замечен и что она легкая, очень легкая добыча. Вот это мнение, по крайней мере, она сумеет опровергнуть. Тори сложила руки на груди.
— Нет, я ничего не забыла. Кто вы?
— Ты меня обижаешь. Даже спустя столько лет я сразу бы узнал тебя в толпе. Я Кейд, — ответил он и подошел ближе. — Кинкейд Лэвелл.
И теперь, когда он выступил из солнечного нимба, она как следует разглядела его.
Кинкейд Лэвелл. Брат Хоуп. Интересно, она узнала бы его в толпе? Нет, вряд ли. Мальчиком он был худ, с мягким выражением лица. У этого человека сложение было плотное, под закатанными до локтя рукавами рубахи угадывались сильные бицепсы. И хотя он приветливо улыбался, в чертах лица не было и следа былой мягкости. Волосы потемнели по сравнению с прошлым, стали каштанового цвета, с выгоревшими на солнце вьющимися кончиками.