Особенно,... 
74 
— Еще немного, — утешал я Томаса.
Мой адвокат нервно слонялся из стороны в сторону. Он не мог понять, чем я занимаюсь, однако мой уверенный вид успокаивал его, и он радовался, что дело продвигается быстро. Шестая ячейка снизу в четырнадцатом ряду. Я сразу нашел ее. Правой рукой открыл дверь. Просунув вовнутрь левую, вытащил оттуда небольшой пакет. Он оказался подозрительно легким. Я принялся ощупывать его и вскоре убедился, что того, что мне нужно, там нет.
Ячейка была пуста. Невероятно! Я побежал к дежурному по залу, я протестовал. Ошибка исключена, заверил меня он. Я закричал. Томас пытался успокоить меня. Сбежались люди. Мы снова пошли к дежурному. Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь. Этого не знал никто. Но в ячейке ничего нет! Я прислонился к стене, теряя равновесие. Томас поддерживал меня. Он вспотел.
— Ему нужно сесть, — произнес незнакомый голос.
— Он теряет сознание! — воскликнул кто-то.
— Принесите стакан воды.
— Мужчине плохо.
— Он хочет лечь на спину.
— Может, вызвать врача?
Два-шесть-ноль-восемь-девять-восемь. Меня ограбили. Вокруг меня топтались чьи-то ноги.
— У меня всего лишь закружилась голова, — объяснил я.
Меня предали.
— Нет-нет, не надо «Скорую». Только стакан воды.
Передо мной возник человек в красной куртке. Он закрыл мне глаза большими пальцами рук.
Ячейка оказалась пуста. Ради чего он умер?
— Все в порядке? — поинтересовался Томас.
Я сидел в машине. Там, за окнами, моя свобода слепила глаза нестерпимо яркими огнями.
28 глава
Тюремные врачи понятия не имели, кто ограбил мою ячейку. Однако у них нашлись хорошие лекарства, благодаря которым мне снова удалось забыть о весне и свободе. Давление, вероятно, опять поднялось. Бог знает, отчего, почему и насколько. Мне надо было полежать. Я не мог ничего пропустить. Пока присяжные решали мою участь, я не имел возможности повлиять на них. Я вообще не распоряжался больше своей жизнью. Волнение утихло, наступила апатия.
На пути из аэропорта мы с Томасом заключили соглашение. Я дал ему слово успокоиться. Он, в свою очередь, пообещал передать суду от моего имени, что я застрелил человека в красной куртке вовсе не из сострадания, я самый настоящий убийца, и на последнем заседании подкупленные свидетели представили фальшивые доказательства. У меня не было никакой переписки с жертвой. Я вообще не знал Рольфа Лентца. Наконец, что я не гей и ни к кому не ревновал его. Я солгал суду, потому что не мог уйти безнаказанным.
Я убил незнакомого мне человека. Почему? Ответ выкрали из моей ячейки в камере хранения.
Кому был известен код? Никто его не знал. Я обманут высшими инстанциями. Я бы и так все объяснил, но сейчас сил у меня хватало лишь на то, чтобы сосредоточиться на отдельных моментах моей истории. Я вспомнил о письме. «Конверт с красными пятнами», — очевидно, пробормотал я.
— Что за конверт? Какие пятна? — спросил человек в белом, державший в поднятой руке шприц.
— В моем пиджаке лежит письмо, — объяснил я.
Мне тут же его принесли. На конверте стояли инициалы К. Л. Ксавер Лоренц? Этого никто не мог знать. Я разорвал конверт, вытащил из него маленькую записку и протянул ее человеку в белом, который сделал мне укол. Пусть читает, он же врач!
— «Ян, ты должен начать все сначала, но не в тюрьме, — услышал я слова доктора. — Ты не Ксавер Лоренц, а Ян Хайгерер. Тебе только сорок три, впереди половина жизни. Прекращай играть!»
— Ксавер Лоренц? — переспросил я.
— Ксавер Лоренц, — повторил доктор, убедившись, что не ошибся. — Кто он?
Голос его звучал равнодушно.
— Этого никто не мог знать, — бормотал я.
Код неизвестен никому, кроме меня. Даже Делии, о которой напоминают мне эти цифры. Для нее не существовало даты нашей разлуки. Слишком много чести для какого-то редактора!
Человек в белом положил мне на руку лоб.
— Жар прошел, — заметил он.
Уже совсем стемнело, когда адвокат Томас явился за мной в кабинет врача.
— Готово, — объявил он.
Он волновался, как ребенок перед первым причастием. Капли пота у него на пальцах напоминали растаявший воск.
Мы шли слушать приговор. Человек в белом следовал за нами. Оба они поддерживали меня, потому что сам я не стоял на ногах. Скоро Томас снова сможет спокойно заниматься своей недвижимостью. Он ничего не говорил, но я чувствовал, как он молча умоляет меня не подвести его. Я должен держать себя в руках. Никаких обмороков и новых признаний. Никаких поездок в аэропорт и пустых ячеек в камере хранения. Никаких срывов!
74 
