27 
— Ян, я тут для того, чтобы помочь тебе выбраться из неприятностей.
«Из неприятностей» меня разочаровало. Но оно ничего не требовало и не отнимало. Даже вызвало во мне нечто похожее на благодарность. Кроме того, оно указывало на определенный формат. Визитная карточка. Делия выложила ее на стол и обвела по периметру большим и указательным пальцем, словно живописную миниатюру.
— Это лучший адвокат, которого можно найти для такого дела, — сказала она.
«Для такого дела»? Разве мой случай не единственный?
— Паскаль Бертран, площадь Виктории, 14, Париж.
Красивый шрифт.
— Это друг… — Я задумался, потому что нужное имя вылетело у меня из головы.
— Да, Жана, — кивнула она.
И как она это сказала? Будто только что выклянчила у Жана пропуск в рай.
— Паскаль вытащит тебя отсюда, — заверила Делия.
Отсюда? О боже, знала бы она, как нелегко было мне сюда попасть!
Я кивнул. Самая большая моя сила и слабость в том, что я соответствую ожиданиям. Люди привыкают к этому. И если однажды я обману их, мир вокруг меня рухнет.
— Паскаль может уже сегодня поговорить со следователем, — продолжила Делия.
Да, следователь! Она все еще здесь? Неужели она все это слышала, наблюдала за нами, протоколировала?
Похоже, лак на ногтях уже высох, и теперь Делия нетерпеливо барабанила пальцами по столу. Этот тип, сообщила она, долго работал в Гамбурге и выиграл там все крупные процессы. Я уже ненавидел его. Справедливость не имела больше никакого отношения к моему делу. Вопрос заключался в том, «проиграем» мы или «выиграем». Финансовая сторона — не моя забота, успокоила она.
— Я не возьму с тебя ни евро, Делия, — возразил я.
Она нежно улыбнулась мне. Разве она предлагала мне свои деньги?
Я уже протягивал ей руку, чтобы попрощаться. Пора заканчивать с благотворительностью. Ветрогон, наверное, заждался в такси. На вечер, вероятно, намечена культурная программа. Надеюсь, Жан заблаговременно позаботился о билетах в оперу? В это время с ними могут быть проблемы. Даже у звезд французской литературы в таком блистательном сопровождении. Прощай, Делия! Я не хочу больше быть объектом твоего сострадания, мне предстоят дела поважнее. Я возвращаюсь в камеру, где буду ждать суда.
Делия схватила мою руку и сжала ее. Какая тонкость, какой такт! Разумеется, этому она научилась во Франции. Она пристально посмотрела мне в глаза, будто вселяя мужество. «Держись!» — говорил мне ее взгляд. Или, может: «Посмотри, у меня новая тушь от „Виши“». В конце концов, какая разница?
Я знал, что выйду из этой комнаты в паршивом настроении. Мне оставалось произнести еще несколько слов, которые могли бы смягчить удар. Наклоняясь к ее уху, я все еще не знал, что скажу. «Я до сих пор люблю тебя»? «Ты — моя жизнь»? Нет, роман дописан. «Ты изменилась»? Разве? «Я жду тебя»? Лучше прикусить язык. «Хорошо, что ты пришла»? Ах, если бы это было правдой!
— Делия, чтобы ты знала, — начал я. — Я совершил убийство и признаю себя виновным. Так и передай своему адвокату.
Она скользнула по мне взглядом, опуская голову. На мгновение наши глаза встретились. Это время она была со мной. Мне полегчало.
— Блестящая инсценировка, поздравляю, — сказал я следователю, когда Делия вышла.
Ее ямочки исчезли. Я снова занял свое место. Я всхлипывал и стыдился своих слез. Она же не предпринимала никаких попыток утешить меня. Пусть, так даже лучше.
— Думаю, допрос следует перенести на вторую половину дня, — предложила Хелена.
Я не возражал, оставаясь сидеть с прижатыми к лицу руками.
— Прошу прощения, я не знала… — оправдывалась Зеленич.
Но теперь-то она знала! Я старался не слушать ее, однако слово «свобода», которое я уловил, вернуло меня к действительности.
— Вы не хотите на свободу?
Ее ходатайство одобрили «наверху». Миллионный залог уже внесен.
— Кем? — спросил я.
— У вас много друзей, Ян, — ответила Хелена.
Она сказала «Ян», и ямочки на щеках появились снова. Старалась поднять мне настроение. Только благодаря состраданию окружающих я знал, каким несчастным выгляжу со стороны.
— Подумай, Ян. Если ты сегодня решишься, то уже завтра выйдешь отсюда.
Она говорила мне «ты». Вот как мы с ней сблизились! Зачем же было приглашать сюда эту парижанку?
После обеда мне стало лучше. Теперь я был готов выслушать стенания разносчиков пищи. Они жаловались на тяготы службы, нехватку персонала, сокращения отпусков, дежурства по выходным, сырой воздух, низкое жалованье, семейные проблемы и одиночество, на детей, алименты, сломанные или слишком дорогие спортивные автомобили, бесконечную скуку и безденежье, и так каждый день. Чего стоили мои неприятности рядом со всем этим?
27 
