109 
Процесс облачения Даглесс в новые одежды занял у Гонории примерно полтора часа, но на этом дело не закончилось.
Настал черед драгоценностей. Пояс из золотых звеньев с грубо отшлифованными квадратными изумрудами обвил заметно похудевшую талию Даглесс. За поясом последовали заколотая на корсаже эмалевая с жемчугом брошь и две золотые цепочки, отходившие от броши и закрепленные под мышками. Далее Гонория взяла воротник, представлявший собой обвисшую полотняную оборку и завязывавшийся сзади. Позже Даглесс поняла, что уже в 1564 году брыжи Николаса были жесткими от желтого крахмала, но сейчас, всего на четыре года раньше, никто и не слыхивал о таком чуде.
Чтобы скрыть место, где оборка соединялась с платьем, Гонория добавила нечто похожее на ошейник из квадратных золотых звеньев.
– Теперь можете сесть, – мягко велела она.
Даглесс попыталась сделать шаг, но, поскольку одежда весила не менее сорока, а может, и больше фунтов, а корсет на стальных пластинах не давал дышать, ходьба казалась почти невозможным делом.
Все же, собравшись с силами и высоко подняв голову, чтобы колючее полотно меньше натирало подбородок, Даглесс дошагала до табурета и почти свалилась на сиденье. Правда, при этом не сгорбилась. Никому не удастся сгорбиться в стальной конструкции шестнадцатого века!
Поэтому она сидела неестественно прямо, пока Гонория расчесывала и заплетала в косы ее густые рыжеватые волосы. Костяные шпильки намертво пригвоздили косы к макушке. Поверх лег маленький чепец, вернее, волосяная сетка, тоже украшенная жемчугом.
Наконец Гонория помогла Даглесс встать.
– Да, – улыбаясь, кивнула она, – вы поистине прекрасны.
– Так же прекрасна, как Леттис? – не удержалась Даглесс.
– Леди Леттис – настоящая красавица, – скромно заметила Гонория, опустив глаза.
Даглесс улыбнулась. Тактично, весьма тактично.
Гонория заставила ее сесть на край кровати, вытянув ноги, и надела на нее тонкие, вязаные, доходившие до колен шерстяные чулки, которые подхватывались подвязками-лентами, вышитыми узором из шмелей. Натянула мягкие кожаные туфли и снова помогла Даглесс встать.
Та медленно прошлась к окну и обратно. Разумеется, подобная одежда мало пригодна для носки: тяжелая, неуклюжая, не дает расправить грудь – и все же…
Даглесс положила руки на пояс. Что ни говори, а теперь ее талию вполне можно обхватить ладонями. Кроме того, на ней уйма золота, изумрудов, жемчуга, не говоря уже об атласе и парче, и, несмотря на то что она едва дышала, а плечи надсадно ныли от тяжести, она еще никогда не казалась себе такой красавицей.
А когда она повернулась, юбки расправились и встали изящным колоколом.
– Чье это платье? – вдруг спросила она, словно опомнившись.
– Мое, – пояснила Гонория. – Мы примерно одного роста.
Даглесс подошла к ней и положила руки на плечи.
– Огромное спасибо за то, что одолжила его мне. Это так великодушно с твоей стороны! – прошептала она, целуя Гонорию в щеку.
Та, покраснев от смущения, отвернулась.
– Леди Маргарет хочет, чтобы ты сегодня поиграла для нее.
– Поиграла? – удивилась Даглесс, разглядывая рукава своего платья. Настоящее золото, не подделка. Как обидно, что здесь нет ни одного зеркала в полный рост! – Поиграла… во что? – Она резко вскинула голову: – То есть играть на каком-то инструменте? Но я не умею!
– В твоей стране не учат музыке? – потрясенно ахнула Гонория.
– Почему же, учат, но только тех, кто пожелает. Я не брала уроки музыки.
– Но чему же тогда у тебя на родине обучают женщин, кроме музыки и шитья?
– Алгебре, литературе, истории, все в этом роде. А ты? Умеешь играть на каком-нибудь инструменте? Петь?
– Разумеется.
– В таком случае как насчет того, чтобы я научила тебя новым песням, а уж ты сыграешь и споешь их леди Маргарет?
– Но госпожа…
– Не станет возражать. Я буду руководителем оркестра.
Судя по тому, как заулыбалась Гонория, Даглесс предположила, что идея ей понравилась.
– Мы посидим во фруктовом саду, – объявила она.
После ее ухода Даглесс воспользовалась случаем, чтобы наложить косметику – очень тонким слоем, чтобы не быть принятой за раскрашенную потаскушку. Но сейчас следовало пустить в ход все способы, чтобы выглядеть хоть немного привлекательнее.
Вскоре вернулась Гонория, державшая лютню. Лакей вручил Даглесс корзинку с хлебом, сыром и вином, и девушки направились к выходу.
109 
