Мэтью выбежал из зала, призывая на помощь. Через секунду в замке поднялась суматоха. Взбежав наверх, Мэтью чуть не упал, споткнувшись о лежащего на полу человека. Роже де Трейн, застонав, пришел в себя.
— Пожар, сэр, пожар! — закричал Мэтью. Шатаясь, Роже поднялся и вошел в комнату Женевьевы. Шторы и постель уже полыхали вовсю. А у постели лежала леди Эдвина.
Роже бросился к ней. Пламя потрескивало. Преодолевая головокружение, Роже подхватил Эдвину на руки и успел выбежать из комнаты прежде, чем обрушилась одна из потолочных балок.
Роже остановился только во дворе, постанывая и хватая ртом воздух. Эдвина открыла глаза, и ее лицо побелело.
— Анна! Моя дочь! Роже, скорее…
— Миледи, она уже здесь! — Мэтью вел за собой маленькую леди Анну, Мэри, Мэг и других слуг. Зарыдав, Анна прижалась к матери. Эдвина начала успокаивать ее, но вдруг вспомнила все.
— Женевьева! Они увезли Женевьеву! Надо срочно найти Тристана и Джона…
— Я еду за ними, — сказал Роже.
— Нет, постой! Он не поверит тебе, зато наверняка выслушает меня! Она покинула замок не по своей воле, — объяснила Эдвина, и Роже кивнул.
— Сейчас приведу лошадей, — сказал Мэтью.
— Сэр Хамфри, какое счастье, что вы живы! — воскликнула Эдвина. — Надо потушить пожар. Грисвальд, займись слугами! Анна, дорогая, с тобой останется Мэри. Я скоро вернусь.
Усевшись в седло, Эдвина рысью последовала за Роже.
Испытанное средство не помогло. Он пьянствовал допоздна, но уныние не покидало его. Тристан только усмехался блудницам из таверны, которые умильно поглядывали на него и вкрадчиво обещали исцелить от всех печалей. Он знал: ничто не избавит его от мучительного желания. Только одна женщина могла бы пролить бальзам на его душу, опьянить, как крепкое вино.
«Ступай к ней, — сказал себе Тристан. Это был вопль сердца и души. — Ступай к ней и заключи ее в объятия». Он ударил кружкой по столу. Джон, украдкой посматривавший на него, вздрогнул.
— Тристан…
Тристан поднялся и швырнул на стол монету.
— Едем домой.
Джон с облегчением вздохнул. Он не понимал, в чем дело, но обрадовался и поблагодарил кокетливую девицу, которая прислуживала им и была явно разочарована равнодушием благородных лордов. Тристан решительно направился к двери, но она вдруг распахнулась.
— Эдвина!
При виде перепачканного копотью лица жены Джон бросился к ней.
— Эдвина, Роже, что все это значит?
— Что произошло, черт возьми? — спросил Тристан.
Эдвина заговорила сбивчиво и быстро:
— Сэр Гай… увез Женевьеву и Кэтрин… поджег замок, но это уже не важно. Тристан, никакой это не заговор! Гай украл твои бумаги, а Женевьева пыталась спрятать их, чтобы ты не убил Гая и не попал в Тауэр. Но это еще не самое страшное. Тристан, он безумен! Гай сам сказал, что убил отца Женевьевы, Акселя и собирается прикончить твою жену. Сейчас она с ним и… — она всхлипнула, — и малышка тоже! Они уехали неизвестно куда. Гай знает эти места. Тристан, найди Женевьеву, иначе ей конец! Она отбивалась изо всех сил, пока он не пригрозил убить ребенка! Долго ехать верхом она не может, иначе потеряет малыша…
— Когда? — рявкнул Тристан. — Кто с ним? Сколько у него людей?
— Час назад. Один человек. Он назвал его Филбертом…
Тристан яростно выругался.
— Филберт! Слуга из Бедфорд-Хита! Клянусь, я убью его. Если он прикоснется к ней, если дотронется до Кэтрин… — Он выбежал. В его глазах пылала ярость. Через секунду Тристан уже сидел верхом на пегом жеребце. Переглянувшись, Роже и Джон последовали за ним.
Но они не могли угнаться за Паем, который несся галопом. Крик огласил всю округу. Это был боевой клич, леденящий кровь, ужасный, древний, как вражда Ланкастеров и Йорков.
Глава 26
Женевьева уже не раз пожалела о том, что они едут по тропе, ведущей вдоль моря, между густым лесом и скалистыми утесами. Эти места она знала как свои пять пальцев. Гай тоже часто бывал здесь. Тревога Женевьевы не утихала. Если кобыла оступится, она вместе с Кэтрин рухнет на острые, как кинжалы, камни. За себя Женевьева не волновалась, но малышка…
Наступил вечер, а Гай все скакал вперед. Отчаяние и усталость Женевьевы усиливались. К счастью, Кэтрин мирно спала у нее на руках, ни о чем не подозревая, и ради нее Женевьева считала необходимым цепляться за жизнь.
Следом за ней скакал Филберт. Внезапно Гай остановился, и Женевьева прикусила губу: тропа в этом месте была особенно узкой. Гай улыбнулся, радуясь, что она боится.