Фэй страшно проголодалась после сна на открытом воздухе и нескольких часов, проведенных у реки. Она с удовольствием съела невероятно вкусную форель с овощным салатом, захваченным из дому, за рыбой следовал сыр чеддер и яблоки.
– Как продвигается ваша книга? – спросила Фэй.
Он лениво зевнул и пожал плечами.
– Ничего не делал всю неделю. Я открыл смысл жизни – это полное безделье.
Денис умеет рассмешить. Однако Фэй посмотрела на него несколько встревоженно.
– Разве не установлен для книги определенный срок?
– У издателя он есть, а у меня нет.
Денис разлил кофе из термоса и передал ей ярко-желтую кружку, которую Фэй обхватила ладонями, наслаждаясь теплом.
Сильвер сделал глоток, прикрыл глаза и блаженно застонал:
– О, какое наслаждение! Вот это жизнь, Фэй! У меня достаточно денег для безбедного существования, и я счастлив. Просыпаюсь каждое утро, любуюсь окружающим миром и чувствую себя просто великолепно. Рано или поздно я возьмусь за книгу. Спешить мне некуда.
– Я думала, что вам не терпится увидеть поскорее свои фото, воспроизведенные в книге.
– Ничего подобного! Да кому до них дело? Фотографии так мимолетны, а жизнь слишком коротка, чтобы заботиться о славе или богатстве. Вспоминаю, как я носился по свету, пока работал… практически без выходных. И видел такие вещи, что можно было спятить. Однако я просто заряжал новую пленку и снова снимал. Честно говоря, я не обращал внимания ни на что. Смотрел на мучения людей и смерть не моргнув глазом, не думая о том, что стоит за сделанными мною фотографиями. Ненавижу себя, вспоминая тогдашнее свое состояние. Сама жизнь ничего не значила для меня. Как же в таком случае снимки могут что-то означать для других? Перед моими глазами содрогалось в агонии человечество, а я пытался передать весь ужас трагедии с помощью бездушного аппарата и куска целлулоида.
– Вы ошибаетесь, Денис, – горячо возразила Фэй. – Глубоко заблуждаетесь. Миллионы людей стали очевидцами трагедий благодаря вашему искусству.
Он криво усмехнулся.
– В самом деле? Спасибо на добром слове, Фэй, но я не уверен, что вы правы. Во всяком случае, теперь я перестал носиться как угорелый. Пусть работают не ноги и руки, а мозг.
Глаза Сильвера посуровели, на скулах заиграли желваки.
– Я начал видеть то, чего не замечал все эти годы. Теперь беспрерывно вспоминаю прошлое. Смотрю на свои фото, и вдруг у меня возникает отвращение, будто сам заставлял людей страдать, и, в известной мере, это действительно так. Пусть я не убивал, но я глазел на убийц, видел, что творится, но палец о палец не ударил, чтобы остановить их.
Фэй притихла: ее пугали переживания Сильвера.
– Но что вы могли сделать, Денис. Не говорите глупостей. Вы были только свидетелем, вы не…
– Не соучастник преступлений? – закончил он мысль Фэй. – Но разве я не был им на самом деле? Я снимал те сюжеты, потому что это был мой способ зарабатывать на жизнь. Я делал деньги на страданиях ближнего своего. То есть был соучастником негодяев…
Денис побледнел, голубые глаза затуманились. Его вид вызывал сострадание.
– Но это безумие, Денис. Нельзя допускать подобные мысли. Послушайте, уж не считаете ли вы, что тех ужасов не случилось бы, не окажись вы там.
– Не знаю. Может, и не случилось бы. Когда средства массовой информации присутствуют, то…
Фэй решительно прервала его.
– При избиении младенцев царем Иродом фотографов поблизости не было, тем не менее событие это все равно произошло. А где вы находились во время битвы при Ватерлоо? И как насчет Дюнкерка? Почему же все это имело место, хотя вы отсутствовали?
Смеясь, он поднял руки.
– Ладно, ладно! Ваша точка зрения ясна. Но я все-таки должен все обдумать, Фэй, и переосмыслить. В средние века это называлось «изгнать дьявола из души». Вот чем я сейчас и занимаюсь. Удаляюсь от суеты, чтобы разобраться, где я нахожусь и куда мне идти впредь. А книга может подождать.
Уже стемнело, когда они уехали с реки. Оказавшись у дома, Фэй пригласила Сильвера к себе на ужин, но он покачал головой.
– Спасибо. Я очень устал, Фэй. Пожалуй, сварю себе яйцо и пораньше отправлюсь спать. – Он едва коснулся губами ее лба, словно Фэй была ребенком. – Спокойной ночи.
Сильвер остановил машину у главного подъезда, не заехав в подземный гараж. Фэй вышла и направилась домой, чувствуя, что ноги почти не повинуются. «Ревматизм», – мрачно подумала она. Порой при дождливой погоде у нее возникали резкие боли, но сегодня это было особенно ощутимо.