51 
Неожиданно глаза Грейс наполнились слезами.
— Я зашедший в тупик художник.
Их разговор оказался прерван вернувшимися родителями Джуниора.
После того как Берни и Триша забрали малыша и на автомобиле отправились в гостиницу, Нил порывисто подхватил Грейс на руки, быстро унес в спальню и там овладел ею молча, почти без ласк, с оттенком отчаяния.
Когда все кончилось, он сказал:
— Я возвращаюсь в Лондон. Завтра у меня насыщенный день, несколько деловых встреч… Но перед следующим уикендом я тебе позвоню.
В сумерках его глаза казались черными. Глядя в них, Грейс подумала о том, что впервые за все время не испытала удовлетворения. И не только в физическом смысле — ее сердце осталось пустым и холодным. И еще она испугалась. Изо всех сил стараясь не показать страха, который был настолько же силен, насколько и иррационален, Грейс сдержанно произнесла:
— Я могу как-то повлиять на твое решение?
— Нет. Я делаю все, что могу, — именно это я и пытаюсь тебе сказать, — с нотками раздражения ответил Нил.
Потом она стояла у окна, глядя вслед удаляющимся, мигающим в сумерках задним габаритным огням «мерседеса». Грейс до сих пор окружали впитавшиеся в ее собственную кожу запахи Нила, словно наяву она ощущала его прикосновения, слышала насыщенный страстью хрипловатый голос…
Она вымыла посуду, смела крошки со стола, а потом еще долго слонялась по дому, как неприкаянная. Было уже сильно заполночь, когда она наконец легла в постель.
Проснулась Грейс с первыми лучами солнца. Жуя банан, направилась в студию и встала перед стоящим на мольберте натянутым на рамку пустым холстом. Она долго рассматривала рабочее пространство, прежде чем взять первый тюбик и выдавить краску на палитру.
Зато потом Грейс работала весь день напролет. Если бы ее спросили, она не смогла бы дать определение чувствам и идеям, которые изображала. Лишь когда начали сгущаться сумерки, она сделала несколько завершающих мазков и отступила на пару шагов назад.
Картина была завершена. Пожалуй, это самое значительное мое произведение, подумала Грейс.
Действительно, полотно отличалось от прежних ее работ. Абстракция, но с узнаваемыми элементами, буйством красок и общим радостным настроением. В этой картине не было даже намека на прежние мрачные мотивы, долгие месяцы преследовавшие Грейс будто наваждение.
Она вымыла кисти, проверила, на всех ли тюбиках с краской завинчены крышечки, затем удалилась в спальню и без сил упала на кровать. Через минуту ее сморил глубокий, без сновидений, сон.
…Нил постучал, потом толкнул оказавшуюся незапертой дверь и снова постучал. Никакого ответа.
Разумеется, здесь, в деревне, Грейс чувствует себя в безопасности, но все же ей следовало бы соблюдать большую осторожность, особенно сейчас, когда солнце село и с каждой Минутой становится все темнее.
Войдя в дом, Нил заглянул на кухню, но там было пусто. Тогда он направился в спальню и увидел Грейс, лежащую поверх покрывала в стареньких домашних джинсах и просторной рубашке. Ее босые ступни пробудили в Ниле столько эмоций, что он поспешил отойти от спальни и двинулся в студию.
При виде стоящей на мольберте картины у него перехватило дыхание. «Восхитительно» — это было единственное определение, пришедшее ему на ум. Он застыл перед произведением Грейс, словно прислушиваясь к нему, впитывая радость всеми порами кожи — радость, которая почти пугала своей интенсивностью.
Но постепенно все эмоции вытеснило чувство неловкости. Я был прав, подумал Нил, продолжая разглядывать картину. Сейчас уже очевидно: Грейс влюбилась в меня. И следуя своей манере, отобразила это на холсте.
За спиной Нила зазвучали шаги босых ног. Он обернулся.
— Ты влюблена в меня. — Это прозвучало, как обвинение.
Грейс остановилась и убрала волосы с лица.
— Да, — сказал она, — влюблена.
Ее честность обескуражила Нила.
— Ведь я с самого начала предупреждал тебя против этого!
— Верно.
— Я говорил, что между нами лишь временные отношения, а о чем-то более серьезном не может быть и речи.
Грейс прищурилась.
— Почему ты так рассердился?
— Потому что ты давно уже знаешь обо всем, но мне не сказала ни слова! — процедил Нил сквозь зубы.
— Не давно, а всего лишь после того, как под дождем привела тебя в дом и мы уснули в обнимку.
— Просто тебе стало жаль меня, когда я рассказал историю своих родителей.
51 
