Девушка обернулась, выдавив из себя улыбку.
— Всего хорошего, Вивьен, — сказала она. — По-моему собрание прошло отлично.
— Да, пожалуй. — Вивьен попыталась улыбнуться, но ее туго натянутая кожа не позволила ей этого сделать. — Прости, если вмешиваюсь, дорогая, но ты выглядишь чем-то расстроенной. У тебя все в порядке?
От удивления, поскольку Вивьен обычно не проявляла интереса ни к кому, кроме себя, Джулия замешкалась.
— Спасибо, Вивьен, — сказала она наконец, — но наверно, я просто устала. И история с Мэри тоже нас всех расстроила.
— О да, конечно, — кивнула Вивьен. Ни один волосок не шевельнулся на ее серебристой прическе. — Бедная женщина. Даже не могу представить, что заставило ее сделать это.
— Вы думаете, самоубийство?
— А вы так не думаете? — Вивьен задержала на ней свой пристальный взгляд. — Что-то другое было бы слишком ужасно. Только представьте, если ее столкнули с крыши, значит, один из нас мог бы сделать это.
Джулия поежилась и уже другими глазами посмотрела на людей, которые жили с ней в одном доме. Вивьен была права. Джулия не могла представить, чтобы кто-то из них был убийцей. Мэри, должно быть, сделала это сама. Что тоже было достаточно печально.
— Похоже, я тебя расстроила еще больше, — сказала Вивьен. — Но прости, это не намеренно.
Так оно и было, но Джулии больше не хотелось говорить на эту тему. Она вновь улыбнулась.
— Нет, что вы. Я просто устала. Поэтому если вы извините меня…
— Да, да, конечно, — Вивьен уже выискивала взглядом следующую жертву, — идите домой и отдохните.
Джулия направилась через холл к лифту, но, войдя внутрь, в раздумье уставилась на ряд кнопок, Аманда сейчас где-то в городе, и Джулии совсем не хотелось сидеть одной в квартире и прислушиваться к тишине. Повинуясь мгновенному импульсу, она поехала вниз.
Двери лифта открылись, и, подтянув повыше свою маленькую сумочку, Джулия вышла из кабины и быстро пересекла сверкающий мрамором холл. Восточные ковры с мелким рисунком смягчали холодную стерильность мрамора, приглушая стук ее каблуков.
— Привет, Генри, — Джулия кивнула консьержу, поспешившему открыть перед ней дверь. Ростом около пяти футов семи дюймов, к тому же слегка сутуловатый, Генри Браун имел мягкие каштановые волосы, карие глаза и услужливые манеры.
— Добрый вечер, мисс Прентис. Рад вас видеть.
Джулия подождала, пока он открыл дверь и придержал ее. Ей легче было сделать это самой, но Генри всегда очень щепетильно относился к своим обязанностям.
— Спасибо, Генри.
Джулия вышла на оживленную улицу и влилась в неторопливый поток прохожих. Просидев столько времени на собрании, ей было приятно очутиться на улице, погрузиться в ее повседневную суету. Никто ничего не ожидал от нее. Никто не наблюдал за ней. Никто не обращал на нее никакого внимания, пока она продолжала движение, не замедляя и не ускоряя его темп.
Впрочем, ей не нужно было далеко идти — всего лишь несколько шагов до кафе на углу. Большинство жильцов 721-го дома смотрели на это кафе как на органичное продолжение их многоквартирного здания.
В кафе ее встретил смешанный запах корицы, шоколада и кофе. Шипение эспрессо добавляло ритмический акцент коротким разговорам и взрывам смеха.
Здесь были широкие мягкие кресла, удобные кушетки и низкие столики. Джулия сделала заказ и, взяв кофе и бисквит, устроилась в кресле в самом дальнем углу зала. Подтянув под себя ноги, она отодвинулась в тень, стараясь быть незаметной.
Квартира Макса Ролланда находилась ниже по улице от «Парк-Кафе», и обычно он забегал в это модное местечко, по крайней мере раз в день. Именно там он и встретил Джулию Прентис, женщину, которая буквально свела его с ума.
Он с абсолютной ясностью помнил, как впервые увидел ее. Она выглядела такой холодной и элегантной, сидя в уголке зала и наблюдая за посетителями кафе, словно находилась в ложе театра на Бродвее. Светлые волосы легкими завитками обрамляли ее лицо, большие синие глаза остановились на нем в тот момент, когда он вошел.
Макс почувствовал внутри себя такой жар, что просто не мог не подойти к ней. Обычно он никогда не искал отношений, в которых нуждались подобные женщины. Но в тот вечер все его правила были нарушены.
Они познакомились, поговорили и закончили ночью, какой у него до сих пор никогда не было. Одно воспоминание о ее теле, ее мягкой, как шелк, коже вызывало в нем дрожь желания.