Но теперь он понял, что делает скуку столь привлекательной. Это осознание того, что совсем рядом, за углом, происходят куда более худшие вещи, опасные и волнующие, и вы их благополучно пропускаете. Для того чтобы наслаждаться скукой, ее нужно постоянно с чем-то сравнивать.
В то время как тут одна скука наслаивалась на другую, а потом все это сматывалось в клубок и превращалось в конце концов в огромный, сокрушительный кузнечный молот, который парализовал все мысли, переживания и расплющивал реальность, делая ее чем-то вроде фланельной тряпочки.
— Кошмар какой, — проговорил Ринсвинд.
Закованный человек поднял к нему изможденное лицо.
— Это ты мне? — отозвался он. — Знаешь, раньше мне нравилось толкать шар в гору. Можно было остановиться, поболтать с кем-нибудь, а потом по сторонам поглядишь, что там, вокруг, происходит. Можно было попробовать иначе ухватиться за шар… А еще ко мне туристы ходили, люди показывали меня своим друзьям. Не скажу, чтобы я от души веселился, но это придавало хоть какой-то смысл жизни после смерти.
— А я ему помогал, — вставил демон хриплым от угрюмого возмущения голосом. — Я ведь иногда оказывал тебе поддержку, правда? Сплетню какую принесу, подбодрю, когда камень опять вниз покатится. Вот, помню, вижу, камень снова летит, ну и скажу: «Ух ты, опять эта треклятая каменюка сорвалась», а он мне: «Чтоб его черти взяли». Хорошие были времена. Замечательные.
Он громко высморкался. Ринсвинд кашлянул.
— А это уже становится невыносимым, — пожаловался демон. — В прежние дни мы были счастливы. И особого вреда от этого не было — ну, в смысле, все мы в одной преисподней сидим.
— Вот именно, — подхватил закованный мученик. — И я знал, что если буду хорошо себя вести, то в один прекрасный день у меня появится шанс выйти на волю. Кстати, ты в курсе, что теперь я раз в неделю должен прекращать работу, чтобы учиться рукоделию?
— Это, должно быть, очень мило…— неуверенно промолвил Ринсвинд. Глаза заключенного сузились.
— Плетение корзинок? — переспросил он.
— Я пробыл здесь восемнадцать тысяч лет, вырос от бесенка до демона, — ворчал демон. — Я изучил ремесло, так-то вот… Восемнадцать тысяч треклятых лет махания вилами, а теперь это… Читаю…
Акустический взрыв отдался эхом по всему Аду.
— Ой-ей-ей! — воскликнул демон. — Он вернулся. И, похоже, Он очень сердит. Нам лучше не высовываться.
Отовсюду слышались разочарованные стоны — демоны и души осужденных возвращались к прерванным пыткам.
Узник покрылся испариной.
— Послушай, Виззимут, — взмолился он, — а что, если мы, ну, пропустим парочку параграфов?..
— Это моя работа, — с несчастным видом ответил демон. — Ты же знаешь, Он все время нас проверяет, это будет стоить мне места…
Он замолк, скорчил Ринсвинду грустную гримаску и мягко похлопал всхлипывающую душу когтистой лапой.
— Знаешь что, — добродушно предложил он, — я, пожалуй, пропущу некоторые из подпунктов.
Ринсвинд взял несопротивляющегося Эрика за плечо и негромко проговорил:
— Нам лучше двигать отсюда.
— Но это по-настоящему ужасно, — заявил Эрик, когда они зашагали прочь. — Именно так зло делает себе дурное имя.
— Гм, — отозвался Ринсвинд.
Ему пришлось не по душе известие о том, что Он вернулся и Он очень сердит. Всякий раз, когда кто-либо достаточно важный, чтобы заслуживать написания с большой буквы, сердился в непосредственной близости от Ринсвипда, обычно оказывалось, что Он сердит именно на него.
— Если ты столько знаешь об этом место, то, может, вспомнишь, как отсюда выбраться?
Эрик почесал голову.
— Ну, если бы кто-нибудь из нас был женского пола, это бы, несомненно, помогло, — ответил он. — Согласно эфебской мифологии, есть тут одна девушка, которая бродит туда-сюда.
— Но что она здесь забыла?
— Понимаешь, там был какой-то договор… Не помню точно. Помню только, что именно из-за нее у нас наверху случается зима.
— Я всегда знал: все зло — из-за женщин, — с мудрым видом кивнул Ринсвинд.
— В общем, этот вариант не подходит. Остается добыть какой-нибудь музыкальный инструмент.
— Я умею свистеть, — услужливо предложил Ринсвинд.
— Желательно лиру, — добавил Эрик.
— О-о.
— Но… но… когда будем выходить, нельзя оглядываться… иначе превратимся в соляные столбы… Или в кусок дерева?