877 
— Порыв ветра. Сорвал плащ и застёжку.
Вольдеморт хмыкнул.
— Какому-то бедолаге повезёт на свой страх и риск отыскать твою застёжку, — похоже, идея развеселила Лорда. — Кстати, с твоей стороны неуважение появляться передо мной в таком виде.
— Мне очень жаль, — ответил Рон. — Если бы я знал заранее, чтобы вы собираетесь похитить и пытать меня, я бы принарядился по такому случаю.
Червехвост негромко пискнул. Вольдеморт перевёл глаза на стоящую в дверях Рисенн.
— Проводи мальчика в комнату для гостей. Подбери ему что-нибудь из одежды. И организуй ему ванну, — Вольдеморт смерил пленника презрительным взглядом. — От него воняет.
— Я так и знал, — буркнул Рон.
* * *
Ответного письма Перси пришлось ждать куда дольше, чем надеялась Гермиона. Спустя два дня после отправки первой совы она получила короткий ответ: «Нет. Слишком опасно», швырнула письмо в огонь и написала ещё одно — умоляющее. Она напомнила о Роне и серьёзной опасности, в которой он находится, о Гарри, отправившемся на поиски друга, и, наконец, о том, что их обоих надо во что бы то ни стало защитить. Запечатав письмо воском, Гермиона отправила его с очередной гостиничной совой.
Она решила не рассказывать Драко про письмо Перси: несмотря на шаткий мир, установившийся между ними с момента возвращения из Каминного узла, Драко был странным — слишком переменчивым.
Временами он был с ней очень мил — настолько специфически, что это даже пугало её: то он брал её под руку на улице, то она ловила его взгляд — такой, словно Драко надеялся увидеть сквозь неё что-то ещё… он был по-прежнему вздорным, кричал и огрызался, говорил гадости и пытался выйти из-под контроля. С каждым разом их ссоры становились всё продолжительнее и продолжительнее.
На третий день они отправились из отеля в Гринготтс, чтобы выяснить у гоблинов, не посещал ли Гарри свою ячейку в хранилище в течение последней недели. По дороге к управляющему, сопровождающий их гоблин, заведующий сейфом Драко с той поры, как последнему исполнилось семь, отказался сообщить им какую-либо информацию о Гарри. В ответ Драко с такой силой приложил его об стену, что бедняга едва остался жив. Гоблин задыхался и хрипел, синея на глазах, Гермиона даже испытала некое подобие радости, когда прибежавшие тролли-охранники выкинули их обоих на улицу Вернее, она радовалась только до того момента, как Драко со злости ударил кулаком по ближайшей стене, разбив в кровь костяшки пальцев, и ей пришлось волочить его через всю Диагон-аллею, не забывая следить, чтобы он не залил весь тротуар серебристой кровью.
В номере Драко смирно сидел на бортике ванной, пока она приводила в порядок его руку при помощи добытого из аптечки на стене Быстрозаживляющего пластыря и бинтов. Рубашка Малфоя была в крови, и Гермиона велела снять её вместе с мантией, и отправить всё в раковину, где они теперь плавали среди булькающей волшебной пены.
— Ты должен перестать вести себя так неосторожно, — заявила она, затягивая бинт так туго, что Драко сморщился. — Яд тормозит процесс заживления.
— Я не уверен, — ответил он, оглядывая её работу, — что можно назвать неосторожностью удар кулаком по стене.
— Ты предпочёл бы, чтобы я сказала «сознательный идиотизм»?
— Я бы предпочёл, чтобы ты, вообще, помолчала, — отрезал он и вышел вон, оставив её в ванной сжимать в руках аптечку. В зеркале напротив она видела своё отражение — большие тёмные глаза и бледное, как будто полупрозрачное лицо, туго заплетённые косы — у неё не было времени возиться со своими волосами… — и в тот же миг она с силой запустила аптечкой в зеркало. Отскочив, коробка упала в раковину, расплескав воду на зеркало.
Когда девушка вернулась в комнату, Драко стоял у окна, держась рукой за белую занавеску, скрывающую стену от потолка до пола. Сквозь неё Гермиона видела нечёткие очертания фигуры: знакомый наклон головы, длинные ноги, узкие плечи и бёдра, тонкую талию. Этот силуэт вполне подошёл бы и Гарри — даже волосы были похоже взъерошены. Но вот Драко откинул прочь занавеску и шагнул в комнату, снова став самим собой.
— Прости, — сказал он, — прости, я ничего не могу поделать. Старайся не обращать на меня внимания.
— То есть ты извиняешься, да? За что? За то, что вёл себя, как болван?
Он пожал плечами.
877 
