55 
Он снял сюртук и кинул его на стул. Следом за ним отправился шейный платок, и Маркус подошёл к жене.
Лилиан закрыла глаза, когда его ладони коснулись ее головы, пальцы ласково скользнули в распущенные волосы. Кончиками пальцев он стал нежно массировать ей виски. Она остро ощущала его присутствие, сдержанную мощь его тела, пахнущего воздухом улицы, сухим, сладким, как свежескошенное сено. Этот сложный человек со сложными потребностями завораживал её. Неудивительно, что, воспитанная под неустанной критикой родителей, она порой сомневалась в своей способности быть достойной Маркуса.
— Устала? — проворковал он своим дивным бархатисто–хрипловатым голосом, таким особенным и милым.
— Немного. — Она вздохнула, когда его руки скользнули к ее плечам, снимая с них напряжение.
— Ты можешь просто откинуться назад и позволить мне всё сделать самому, — предложил он, его тёмные глаза пылали.
— Да, но… есть кое–что, что я сначала должна с тобой обсудить. — Чёрт побери, её голос задрожал, несмотря на все старания казаться спокойной и сдержанной.
Маркус переменился в лице, когда он услышал страдание в её голосе. Он повернул её к себе и с беспокойством посмотрел на Лилиан.
— Что случилось, любовь моя?
Лилиан сделала глубокий вдох. Затем ещё один. Ее страх, гнев и беспокойство были так велики, что ей было сложно выдавить хоть слово.
— Я… я не должна стоять на пути твоих…занятий вне брака. Я знаю это. Я понимаю, что мужчины, подобные тебе… Я имею в виду, что вы делали это веками, и, полагаю, с моей стороны было бы слишком ожидать, что ты… что меня одной… будет достаточно. Всё, чего я прошу, это чтобы ты был осмотрителен. Потому что мне нелегко наблюдать, как вы с ней… вы так улыбались и… — Она замолчала и закрыла лицо руками, с ужасом почувствовав, как к глазам подступают слёзы. Проклятие!
— Подобные мне? — Маркус явно был сбит с толку. — Что я делал веками? Лилиан, о чём, чёрт возьми, ты говоришь?
Её печальный голос звучал глухо из–за закрывавших лицо рук.
— О леди Китридж.
На минуту повисла ошеломлённая тишина.
— Ты с ума сошла? Лилиан, посмотри на меня. Лилиан…
— Я не могу посмотреть на тебя, — прошептала она.
Он легонько встряхнул её.
— Лилиан… Должен ли я понимать, что, по–твоему, у меня к ней есть личный интерес?
Вопрос, заданный тоном, полным искреннего возмущения, немного приободрил Лилиан. Ни один муж, виновный в измене, не смог бы так изобразить недоумение и гнев. С другой стороны, ей не следовало провоцировать Маркуса. Его было не так–то просто разозлить, но если уж он сердился, то дрожали горы, расходились океаны, а все живое, обладающее инстинктом самосохранения, бежало в укрытие.
— Я видела, как ты разговаривал с ней, — сказала Лилиан, отнимая руки от лица, — и улыбался ей, и вы с ней переписывались. А еще… — Она бросила на него печальный взгляд, полный негодования, — ты изменил узел, которым завязываешь свой шейный платок!
— Его предложил мой камердинер, — ошеломлённо сказал он.
— И твоя изобретательность прошлой ночью… то, что ты проделал в постели…
— Тебе не понравилось? Чёрт побери, Лилиан, все, что ты должна была сделать, это сказать мне…
— Мне понравилось, правда, — сказала она краснея. — Но, видишь ли, это один из признаков.
— Признаков чего?
— Того, что ты устал от меня, — сказала она срывающимся голосом, — Что ты хочешь кого–то ещё.
Маркус уставился на неё и выдал такую череду проклятий, что потряс даже Лилиан, которая и сама неплохо умела выражаться. Схватив жену за руку, он вытащил её из спальни.
— Пойдём со мной.
— Сейчас? Прямо так? Маркус, я не одета…
— Плевать!
«Я, наконец, свела его с ума», — с тревогой подумала Лилиан, пока он тащил её за собой вниз по лестнице, через холл, мимо ошеломлённых слуг. В леденящий холод декабря. Что он собирался сделать? Скинуть её с обрыва?
— Маркус? — нервно спросила она, пытаясь приноровиться к его размашистому шагу.
Он ничего не ответил, лишь провел по внутреннему двору к конюшням и далее через паддок с поилкой для лошадей в тёплую центральную часть конюшни с рядами великолепно оборудованных лошадиных стойл. Лошади посмотрели на них с легким интересом, когда Маркус потащил Лилиан к концу первого ряда, где над одним стойлом был прикреплен большой, ярко–красный бант.
В нем стояла удивительно красивая арабская кобыла чудесных статей: приблизительно четырнадцати ладоней в высоту, с узкой и породистой головой, изогнутой шеей и большими блестящими глазами.
55 
