- Если ты хочешь узнать, тварь, вспомни.
- А если я не смогу?
- Тогда ты никогда не узнаешь. Разве ты не слышала? Я храню секреты как могила.
Опять он дразнит?
- В любом случае, это было прежде. Сейчас я другой человек. Я даже не могу понять, как могла быть такой злой.
Рекордсменкой.
- Твой род всегда относился к игре очень серьезно, обучая тебя быть порочной убийцей.
Мои губы приоткрылись, поскольку я вспомнила слова своей бабушки: «Эви, в тебе есть злоба, которую я должна воспитать». Я вспомнила, что ее глаза блестели от любви, когда она говорила мне: «Ты должна убить их всех».
Тогда мне было восемь.
Если бы моя мать не отослала ее, на что я бы была похожа сейчас? Чему бабушка научила бы меня за следующие восемь лет моего детства? Я сглотнула. Чему она учила бы меня теперь?
Вероятно, не тому, как прекратить игру. И перемирия, так или иначе, не работали в прошлом.
Я была упрямой, цепляясь за веру, что моя бабушка может мне помочь. Учитывая все, что я узнала и вспомнила, эта идея казалась почти смешной. Может быть, я цеплялась за это так крепко, потому что альтернативой было убийство ребят, о которых я заботилась…
Впервые, мое желание найти ее стало чуть менее актуальным.
- О чем ты думаешь с такой торжественностью? - спросил Смерть.
- То, что я другая - неудивительно. - Я водила пальцем по краю своего стакана. - Я пропустила свои уроки. Вместо того чтобы учиться убивать, я была обычной девочкой. - Я подняла глаза и увидела, что его пристальный взгляд следует за движением моего пальца.
Он кивнул на мои знаки.
- Ты вполне справилась сама.
Я опустила руку.
- Когда моя бабушка уехала, - поселилась в приюте, - меня больше ничему не учили. Я ходила в школу в маленьком городке, болталась с друзьями. Я была скучной, банальной с нудными размышлениям.
- Это действительно досадно, не так ли?
Я пожала плечами.
- Почему ты тогда хотел видеть мои мысли?
- Нужно знать своего врага.
- Мне жаль, что ты не можешь прочесть мои мысли сейчас. Ты бы знал, что я не хочу быть твоим врагом.
Он сцепил пальцы, высокомерный, как никогда. Его прикосновение может быть смертельно опасным, но его руки были изящными. Так я представляла себе руки хирурга.
- Какое совпадение, когда я мог читать твои мысли, ты пообещала убить меня, активно формируя союзы, чтобы сделать это. Теперь, когда я не могу, ты говоришь, что хочешь между нами мира?
- Если бы мне удалось заставить Мэтью восстановить нашу связь, ты бы снял эту манжету?
- Только когда выведу тебя из игры. - Его тон был сух, как у царствующего победителя.
Который напомнил мне, что я здесь не для поиска новых друзей.
- Что это была за сделка, которую ты заключил с Мэтью? Та, которая вынудила его предоставить тебе доступ к моей голове?
- Все, что ты должна знать, это то, что он разорвал ее. Сделав так, он потерял честь. Это повредит ему в будущих играх.
Так же, как мои прошлые нарушенные обещания причиняли мне боль в этой игре.
- Но ты нарушил слово данное мне. Я пошла с тобой в пещере, а ты позволил Oгену продолжать разрушать гору.
- Я дал слово, что твои друзья не будут убиты. Они все живы, пока. Не я тебе лгу, Императрица.
- Что это значит? Кто лжет мне?
Другой тяжелый взгляд. Решив, что он просто морочит мне голову, я сменила тему.
- Какая она - жизнь бессмертного?
- Длинная.
- Хорошо. - Неловкое молчание. Думая, чтобы еще сказать, я спросила:
- Картины в зале эпохи итальянского возрождения?
Он казался удивленным.
- Так и есть. Ты разбираешься в искусстве?
- До Вспышки я рисовала.
До того, как это стало невозможным. Все, что мне нравилось - танцы, рисование, чтение - осталось лишь в воспоминаниях, когда я день за днем проводила в отчаянных поисках еды и пристанища.
- Я восхищалась итальянскими художниками.
Записавшись в школе на факультативный курс по истории искусств, я снова и снова перечитывала разделы учебника, представляя себе эмоциональность той эпохи, оживление и страсть. Моей любимой картиной была «Триумф Венеры» Франческо дель Косса, но я сомневалась, что Смерть разделит мои предпочтения.
- Это были времена великого развития, - сказал он, как будто с гордостью.
Я потрясенно выговорила: