159 
– Пришла.
– Я… пить хочу. Очень.
Он вскакивает. И спросонья едва не падает, зацепившись сапогом за тяжелый ковер. Ругается – громко, зло. А я смеюсь. Как хорошо, что снова могу смеяться.
И Янгар, остановившись, отвечает улыбкой. Только в глазах его все еще живет беспокойство.
– Ты пришла. – Он повторяет это и поддерживает меня, помогая напиться. – Пришла. Останешься.
– С тобой?
– Со мной.
От него пахнет травами и летом. Яблоками еще, сладкими, сочными. Жареным мясом. Лошадьми. И вновь травами. Я прячу голову у него на груди, с нежностью вслушиваясь в голос живого сердца. А он рассеянно, неловко как-то гладит меня по волосам.
Мне не хочется убить его.
– Я…
– Ты человек, – отвечает Янгар на вопрос, который я еще не задала.
Человек.
Душа за душу, равноценный обмен. И Акку получила черное сердце моей сестры. А я стала собой, прежней. И, все еще не в силах поверить, разглядываю ладони и ногти, трогаю зубы. Янгар не мешает, смотрит с улыбкой.
Ждет.
– Ты говорил про дом…
– Построю.
– И ты сыновей хотел…
– Дочерей тоже. Ты обещала.
Обещала и знаю, что теперь исполню слово. Я вновь человек и…
– Дай мне зеркало, – прошу, отстраняясь от Янгара. – Пожалуйста.
Он не спрашивает, зачем оно мне понадобилось, но молча подает. Серебряная оправа, листья и птицы, камни, длинная рукоять с чеканными цаплями, которые изгибаются в причудливом танце. Зеркало слишком тяжело, чтобы я удержала его в руках, и Янгар вновь приходит на помощь.
А я закрываю глаза. Мне страшно увидеть свое лицо.
– Быть может, не стоит. – Большой палец Янгара касается шеи. – В зеркалах нет правды.
Возможно, но…
Я стала человеком. И осталась прежней. Узкое лицо стало еще уже. Кожа смугла. Брови рыжеватые, выцветшие на солнце. Глаза вот зеленые, мои… я помню.
Шрам.
Мне почему-то казалось, что он должен исчезнуть, но нет, перечеркивает отражение тонкой белой нитью. И я дрожащею рукой тянусь к нему.
– Забудь. – Янгар не позволяет коснуться. Он целует пальцы и зеркало убирает.
Попробую. И научусь избегать зеркал. Позабуду о словах, сказанных Пиркко. Янгар встает и уходит, и я вдруг пугаюсь, что он ушел навсегда. А он возвращается и садится на край кровати. Муж молча разжимает мои сведенные внезапной обидой пальцы и каждый гладит, целует, нашептывая что-то на чужом языке. И обида тает.
Он же вкладывает в руку четырехугольный камень, гладкий, словно шелком обернутый.
– Это чешуя. На арене ее немного осталось. К счастью.
Я понимаю, что именно благодаря такому вот камню, который и не камень вовсе, я осталась жива. Пусть Акку и вернула душу, но в израненном теле ей было не удержаться.
– В нем хватит силы, чтобы избавить тебя от шрама. – Янгар наклоняется и убирает волосы с моего лица. – Если растереть и сделать мазь. Я узнавал. И здесь еще остались лекари, которые тебе помогут.
Зеркало в одной руке.
Камень в другой.
– Решать тебе, Аану. – Янгар касается шрама губами. – Только тебе.
И позже, засыпая в колыбели его надежных рук, я забываю обо всем. В моих снах вновь полно света и его хватает на двоих. А еще яблок, реки и зеленого, расшитого ромашковыми узорами берега.
Глава 53
Слово о нас
Буланый жеребец под парчовой попоной нервничал. Взбудораженный запахами дыма и крови, он прядал ушами, пятился, тряс головой, но все же шел, покорный воле Янгара. И лишь в самый последний миг, когда блеснул на ярком солнце клинок, конь попытался подняться на дыбы. Лезвие вспороло горло, и дымящаяся кровь хлынула на землю.
Покачнувшись, жеребец упал на колени. Жизнь уходила из него, и я, не в силах смотреть, отвернулась.
Я знала, что будет дальше. Янгар сунет под горячую струю сложенные лодочкой ладони. И в знак уважения к Маркку, хозяину битвы, смочит кровью губы, а остальное выплеснет на белый саван.
Он положит у ног жеребца длинный лук с тетивой из лосиных жил и колчан, полный стрел. Два палаша в нарядных ножнах. Острый кинжал. И свернутую тугими кольцами плеть.
Я подам семь кувшинов с вином и семь, наполненных доверху живым золотом пшеницы. Рог, окованный серебром, нарядные кубки, блюдо чеканное, шубу тяжелую соболью…
159 
