Особенно,... 
34 
– Нет, – сквозь зубы проговорила она, упираясь руками в его грудь. – Лучше я останусь в постели. Я не хочу, чтобы вы несли меня.
С губ Макса готово было сорваться язвительное замечание, но он сдержался. Слишком легко ему смутить Лизетту, но он находил в этом мало забавного. Ее девичья неловкость трогала его, как ничто иное на свете. Как давно он не видел женщины, способной на такую искреннюю застенчивость!
– Пойдем, – сказал он, – ты не должна лишаться возможности спуститься вниз из-за моих дурных манер. Ты уже несколько дней находишься в одной и той же комнате.
И хотя в его голосе звучала насмешка, от нее не ускользнули ласковые нотки, от которых что-то дрогнуло внутри. Лизетта угрюмо сдалась, перестав сопротивляться.
– Ладно… – Она сожалела о том, что проявила неучтивость, но что-то в нем не позволяло ей быть с ним более любезной.
Макс тихо рассмеялся и понес Лизетту в гостиную, где Ноэлайн ждала с большой вышитой шалью, чтобы укрыть ей колени. Лизетта откинулась на подушки на парчовой софе, недовольная коротким путешествием вниз по лестнице.
Для нее тяжко было сознавать то, что Макс держит ее на руках, хотя он и не проявлял никаких эмоций. Он был нежен с ней, но его твердые мускулы под одеждой напоминали о его способности быть очень жестоким. Поэтому Лизетта не нашла в себе силы упомянуть о письме к Мари. Пока она не восстановится в достаточной степени, чтобы сопротивляться ему, ей придется быть простой пешкой в игре, которую он затеял. Лизетте очень не нравилось ее положение, однако оно предпочтительнее, чем находиться у Этьена Сажесса.
– Ой! – Лизетта почувствовала боль от рывка волос на голове. Несколько прядей зацепились за пуговицы на рубашке Макса. Поняв, что случилось, он склонился над ней, чтобы распутать их. В то же время Лизетта протянула руку к его пуговице. Их пальцы встретились, и она отпрянула.
– Месье, – запротестовала она, но Макс резко прервал ее:
– Позволь мне сделать это.
Его теплое дыхание на ее щеке вызвало у Лизетты вспышку чувств, ошеломивших ее. Она медленно опустила руки, как во сне, сердце ее бешено колотилось в груди. Макс ловко распутал маленький узелок, освободив шелковистую прядь, связывавшую их. Лизетта ощутила запах его кожи. Она была так близко от него, что могла видеть синеву его щетины на гладко выбритом подбородке и колючие ресницы. Его желтые глаза смотрели прямо на нее.
– Благодарю, – сказала Лизетта, отстраняясь от него. Однако Макс оставался склоненным над ней, опираясь одной рукой на спинку софы из красного дерева, а другой на сиденье вблизи бедра девушки. Он смотрел на нее как-то очень странно. Лизетта со страхом вспомнила, что точно так на нее смотрел волк в ее кошмаре.
Что-то очень знакомое было во всем этом. Эти глаза не могли быть только плодом ее воображения. Что-то происходило во время ее болезни, он явно находился рядом. О Боже! Не может быть, чтобы он держал ее в своих объятиях. Лизетта попыталась отвернуться, чтобы скрыть свои подозрения, но не могла оторваться от его глаз. Ирэн наверняка солгала. Макс был там, в ее комнате. Это невероятно, думала потрясенная Лизетта. Неужели это так?!
Когда Макс заговорил, Лизетта едва услышала его из-за громкого биения сердца.
– Не бойся меня, – сказал он. Голос его был хриплым, чего она раньше не замечала.
Глаза девушки расширились. Она была явно взволнована.
– Я не боюсь, – с трудом выговорила она. – Я… я ненавижу вас.
Напряженное молчание прервал голос Ирэн:
– Макс? С ней все в порядке?
Странное выражение лица Макса исчезло, и он выпрямился.
– Она чувствует себя достаточно хорошо, – отрывисто произнес он, подходя к двери. – Я буду в библиотеке.
Когда он вышел, Ирэн посмотрела ему вслед и покачала головой:
– Ничего не понимаю. Он ведет себя очень странно. Что он сказал тебе?
Лизетта поспешила опустить глаза.
– Ничего особенного. – Возможно, она и ошибается. Очевидно, Ирэн не позволила Максу посещать ее комнату во время болезни. Эта мысль была настолько нелепой, что не стоило даже предполагать подобное. Следует учесть также и то, что Максимилиан Волеран проявлял к ней незначительный интерес. Он презирал слабых, и его не терзали никакие угрызения совести оттого, что он манипулировал ею в своих личных целях.
34 
