136 
Но почему он промолчал?
Какая разница, Эйо? Пора уже привыкнуть, что ты ничего не смыслишь в людях. И подумать о себе самой. Как ни странно, сегодняшняя беседа — все же назвать ее допросом язык не поворачивался — привела меня в чувство. Апатия исчезла, сменившись каким-то лихорадочным желанием немедленно убраться из камеры. Я ходила из угла в угол, уговаривая себя успокоиться.
Подали ужин, в отличие от предыдущих почти роскошный. Вместо обычной каши, пусть и сваренной на мясном бульоне, меня ждали солидный кусок мяса с печеным картофелем, мягчайший хлеб и даже молоко в высоком кувшине. Господин Крегг был весьма любезен.
Я заставила себя съесть все до крошки.
Как знать, когда в следующий раз получится нормально наесться?
Поднос забрал тот самый утрешний молодой пес, который весьма вежливо осведомился, не нуждаюсь ли я еще в чем-нибудь. Заботливый какой… Он оставил мне лампу, заправленную маслом доверху, и пожелал спокойной ночи. Почти издевка, честное слово.
Следили ли за мной? Не знаю. Окошко на двери оставалось закрытым, как и сама дверь, но спокойствия это не добавляло. Я разделась и, прикрутив фитиль, легла в кровать. Пусть смотрят… час или два… или три… я как раз подумаю, что дальше делать.
Бежать. Но каким образом?
Уйти через дверь? Нет, она заперта, да и с охранником я не справлюсь, потому он и чувствует себя спокойно, знает, что сильнее.
Окно?
Ставни снять легко, а решетки на нем нет, поскольку само окошко узенькое, человек в такое не пролезет. Но я не человек, и попытаться стоит. Если застряну, всяко хуже не будет.
Остается еще одна проблема: камера моя расположена под самой крышей, до земли далековато. Конечно, я могу соорудить веревку из простыни, но она тонкая, и выдержит ли… Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить, как выглядела башня снаружи.
Мрачная. Массивная. Старая. Опутанная диким виноградом. Он добрался до самой крыши, и если позвать… все лучше, чем дожидаться, когда господин Крегг решит изменить стиль беседы.
Защита рода?
Какой род станет заступаться за альву, которую вот-вот обвинят в покушении на жизнь короля?
Нет, побег — мой единственный шанс. И чем скорее, тем лучше.
И мир, словно пытаясь меня подбодрить, отозвался: снаружи громыхнуло.
Теперь гроза звучала для меня иначе. Многоголосием бело-синих молний. Вздохами капель, готовых сорваться с привязи туч. Медным стаккато грома.
Еще час-полтора — и накроет.
Станет темно. Холодно.
Псы грозу не любят, а значит, и охрана во дворе предпочтет спрятаться в безопасное место. Люди же, если таковые есть в охране, тоже не особо рады будут ночному дежурству.
Мне определенно везло.
Я дождалась первой вспышки и, скатав платье и нижнюю рубашку, — снаружи пригодятся, — кое-как пристроила узел на спину. До окна я добралась, водрузив на кровать стул. Конструкция получилась шаткая, но меня выдержала. А гроза разворачивала действо. Водяные плети стегали пыль и камень, рождая мутные потоки, которыми давились водосточные трубы. Небо было черно и сердито. Вода, коснувшись моих рук, отозвалась сразу. Она полетела по камням навстречу виноградным лозам, и те, уловив крупицы силы, кинулись ко мне. Признаться, до последнего я сомневалась, хватит ли меня на зов.
Хватило.
В животе вновь разворачивался клубок горячих змей, вот только не было того, кому я могла бы их отдать. Змеи стекали с ладоней, скрываясь в тяжелой зелени винограда. Гранит трещал, и хлысты молодых побегов расползались по нему. Ко мне.
Ближе.
Еще немного. Я протискиваюсь в окно и ставлю ногу на лозу. Выдержит ли? Обидно будет разбиться… выдерживает. Скрипит. Скользит.
Я спускаюсь. Медленно. Осторожно. Пытаюсь прощупывать каждый шаг, но все равно то и дело соскальзываю, и от падения удерживают только чудо и злость.
Не надо было соваться в Долину.
Время терять.
Рассчитывать на чью-то помощь.
А гроза ярится.
Ветер пробует на прочность что виноград, что камень, что меня. Он выкручивает руки, повисает на ногах, норовя подставить подножку.
Удержусь.
Доползу.
И сбегу… во что бы то ни стало сбегу. А дальше… дальше будет видно.
У меня почти получилось, но тугая виноградная плеть лопнула под моим весом. И руки обожгло внезапной болью. А ветер толкнул в плечо, опрокидывая навзничь.
136 
