Дым пропитал вагончики рабочих, и старую хижину, в которой давным-давно никто не жил, а теперь устроился Брокк. Хижина была мала и тесна, и всякий раз, оказываясь внутри, Брокк ощущал себя запертым. Он никак не мог привыкнуть ни к земляному полу, ни к грязным стенам, что спрятались за полотнищами из парусины, ни к открытому очагу и чаду. Трубы в домишке не имелось, дым выпускали через дверь, а с ним уходило тепло. Впрочем, стоило подкинуть в очаг пару ломтей жирного угля, как пламя выбиралось из пепла, расплетало рыжие косы, и в хижине становилось жарко.
И дымно.
Душно.
Если Брокк кое-как переносил духоту, то Ригу приходилось сложнее. На бледном лице его выступала испарина, и капли пота собирались в ручьи, а ручьи катились за шиворот, марая и без того не особо чистый воротничок рубашки. Кожа раздражалась, краснела, и Риг то и дело тер шею, растирая до крови. Запах ее мешался с вонью пота и грязных портянок, и порой Брокк всерьез раздумывал над тем, не поставить ли в нос заглушки.
Третьи сутки пошли…
…посыльный и конверт.
Прибыть немедленно.
Раздражение — на этот день у Брокка имелись совсем иные планы. И сожаление в желтых глазах Кэри. Девочка пыталась притвориться равнодушной…
…у нее не получалось притворяться.
Портал, который вытянул сил куда больше, чем обычно. И лишь прибыв на место, Брокк понял причину: взрыв разрушил маячки-якоря, да и эхо его еще звенело в горах.
Здесь уже наступила зима, настоящая, с неправдоподобно ярким, вызывающим рези в глазах, солнцем. С ветром и снегом, белым, искристым, добавляющим света. И черной язвой на месте ангара.
Пламя уже осадили, но оплавленные камни исходили жаром. Снег вскипал, и пар превращался в туман. Мутное марево, повисшее над пятном в тщетной попытке прикрыть его.
Две стены уцелели.
И остатки крыши.
Опорная балка с глубокой трещиной, но…
— Мастер, туда нельзя, — ему попытались преградить путь, но Брокк с легкостью смахнул наглеца с дороги. Живое железо рвалось на волю, отзываясь на шепот погибшего пламени.
Мести.
Найти ублюдка, который…
…его дракон лежал, вытянув непомерно длинную шею. Крылья распластал, и они прикипели к камням, вплавились, намертво привязав зверя к земле.
— Нельзя, Мастер! — на плечах повисли, вцепились в руки, не позволяя подойти.
А зверь еще был жив. Брокк слышал глухой мерный стук его сердца.
— Вспыхнете!
Дракон рванулся, пытаясь подняться. Его шея взлетела, но, не выдержав тяжести головы, накренилась. Стальная чешуя рвалась, лопались тяжи питающих жил и стабилизирующий раствор закипал. Брокк слышал шипение и странный стеклянный звон. Голова же все кренилась, пока не повисла на непомерно тонком ожерелье из позвонков…
— Отпустите.
Не услышали. Держат.
А он и вправду, кажется, обезумел. Дракон не испытывает боли… наверное…
…но металлическую руку сводит судорога, которая тоже невозможна.
— Что с остальными?
Голова все-таки упала, покатилась с грохотом по камням, остановилась лишь у подножия стены, по которой от столкновения, пошли трещины.
— В четвертом ангаре уцелели все, — ему, кажется, поверили, и разжали руки. — Второй и третий задело, но пока, сами понимаете, сложно о чем-то говорить…
Брокк обернулся.
Риг?
Сам на себя не похож. В грязи, в копоти… и взбудораженный.
— Когда?
Брокк разглядывал помощника, удивляясь тому, сколь разительно изменился он с последней встречи. Куда подевалось обычное для Рига спокойствие, сонное, ленивое. И его некоторая отстраненность. Рассеянность.
— Утром, Мастер, — он смахнул пот. — Рвануло так…
Риг потряс головой и коснулся уха.
— До сих пор слышу через слово. В голове гудит!
Он рассмеялся, и Брокк почти окончательно уверился, что Риг от взрыва обезумел. Впрочем, эта мысль мигом сменилась иной. А если и вправду обезумел, но не от взрыва, а до его? Если сам этот взрыв на закрытом полигоне — его рук дело?
— Волна к домам пошла…
Смех перешел во всхлипывания. Риг плакал, не стесняясь слез, размазывая их по щекам грязными руками. И полосы копоти расползались по коже.
— К домам…
…дерево.
Хорошее сухое дерево, которое доставляли на полигон спецрейсами. Красная черепица. И войлок, которым утепляли стены изнутри.