Особенно,... 
86 
— Упрямая девочка, — Акку улыбалась, не размыкая губ. — Ты позволишь им всем жить, когда тебя не станет? Той тебя, которая есть сейчас?
Я опустила голову.
Позволю.
Месть? Мне не будет легче, если умрет отец или братья, или Пиркко… пусть живут.
— И мужа, как понимаю, ты тоже простила?
Тонкие пальцы богини дотянулись до моего лица, скользнули по белой нити шрама.
— Да, — ответила я.
— Это ведь не исчезнет, — Акку гладила шрам, и от ее прикосновений старая рана загоралась огнем. Я стиснула зубы, чтобы не застонать. — Ты готова простить его и за эту боль?
Наклонившись, она подобрала губами слезинку с моей щеки…
…и тогда, в пещере, Янгар сделал то же.
Он обещал, что позаботиться обо мне…
— Врал, — мягко сказала богиня. — А ты поверила… и веришь вновь и вновь. Почему, девочка? Разве тебе не больно?
Больно.
— И даже сейчас ты сомневаешься, что он и вправду вернется, но продолжаешь ждать… и бороться с собой. Не честней ли будет уступить?
И позволить когтям открыть заветную шкатулку.
— Ты ведь пробовала уже его кровь, — Акку шептала на ухо, и холодное дыхание ее шевелило волосы. — Она сладкая?
— Очень.
— Еще нет. Но уже скоро… уступи, девочка, и кровь станет слаще вина. И ароматней меда. Она насытит тебя лучше, чем насыщает свежий хлеб. И прогонит холод…
Да, но как надолго?
Я знаю, что убив однажды, я буду убивать вновь и вновь, с каждым разом все больше превращаясь в то безумное создание, которым была Тойву.
— Страх уйдет… — пообещала Акку. — И сомнения исчезнут. Надо лишь попробовать…
— Нет.
В черных глазах нет гнева.
И Акку отнимает ладонь от моего лица.
— Хорошо, — она отбрасывает седые неровные пряди за спину. И черные глаза вдруг светлеют, словно темную воду изнутри затягивает ледяная корка.
Акку потягивается, становясь выше.
И хлопают за плечами ее крылья бури.
Падают на пол клочья тумана и мелкая снежная крупа, которая звенит, будто бы и вправду из серебра сделанная. Взмывают к потолку руки Акку, и зеленое пламя стекает по тонким запястьям ее.
Распускаются цветы в полуоткрытых ладонях.
И пальцы-когти прочно сжимают их.
— Хорошо, — повторяет она, и голос ее — голос бури. — Будь по-твоему, Аану.
В нем шелест снегов, что ложатся покров за покровом. И низкое гулкое небо, провисшее под тяжестью луны. Тоскливый вой волков. И треск вековых сосен, кора которых лопается под морозами. Скрип наста под ногой. И нежная песня ветра, что уговаривает погодить.
Прилечь.
Закрыть глаза.
Отдать тепло той, которая собирает жатву на снежных полях.
— Год жизни, — из затянутых изморозью глаз на меня смотрит сама зима. — Год твоей жизни я возьму.
Снежинки падают на мои волосы и, прикоснувшись, тают.
— И если выдержишь…
Вода блестит в медвежьей шерсти.
— …останешься человеком. Таково мое слово.
Успокаивается буря. И Акку вновь превращается в старуху. Ладони ее ложатся на плечи мои, и звучит просьба:
— Проводи, девонька, до двери. Загостилась я… а ночь уже на исходе.
Тяжела моя гостья.
И я не смею отказать ей.
— Не убей, Аану, — говорит она, касаясь на прощанье шрама. — Помни, убьешь — будешь моей…
— Спасибо, — я целую ледяную ладонь.
— Люди… — тень печали, словно чайка над водой, мелькает в черных глазах богини. — Только люди умеют прощать… не потеряй свой дар, Аану.
Беззвучно закрывается дверь.
И рассыпается гостья белым мелким снегом. Она уходит, а я еще долго стою у окна, вглядываясь в снежную круговерть. А буря мурлычет, ластится.
Эта ночь проходит без снов.
Глава 29. Другие мысли
Человек висел на дыбе давно. Его руки вывернулись, а тело обмякло. По белой ноздреватой коже, разрисованной хлыстом, катился пот. Голова его безвольно повисла, но ребра вздымались, показывая, что человек еще жив.
И Янгхаар, зачерпнув резным нарядным ковшиком воды, вылил ее на голову пленника. Тот встрепенулся, раскрыл губы, ловя холодные струйки, и застонал.
— Продолжим? — спросил Янгар, сапогом подвигая маленькую жаровню, на которой наливался спелой краснотой инструмент.
Пленник задергался и захрипел.
— Тебе просто надо ответить на мой вопрос, — Янгар повернул ворот, ослабляя натяжение.
— Не… знаю…
86 
