Последние отзывы

  138  

Пиркко в золотой короне.

За правым ее плечом — мой муж. И она, поворачиваясь к нему, что-то говорит… смеется. И ветер робко касается черных прядей.

Черное на черном.

— Хийси, смотри, — голос брухвы пробивается сквозь боль.

Я ведь не живая.

И сердце почти остановилось уже. Так почему же оно ноет… не хочу их видеть.

— Смотри! — шипит брухва.

Смотрю.

Белое лицо Пиркко. И красные губы, которые кривятся. Рука касается руки, а кожа Янгара по-прежнему смугла, и потому пальцы моей сестры на его запястье неестественно бледны. Он наклоняется к ней и… и что-то неправильное есть в этом его движении.

— Смотри…

Она что-то говорит, а Янгар слушает.

Выражение лица такое… задумчивое?

Пиркко указывает вниз. На меня? Янгар поворачивается… он иначе двигался, быстро и плавно, как та рысь, которой не стало вчера. Сейчас же он резок и… в то же время медлителен, словно прорывается сквозь сон. И чернота в глазах погасла, словно на бездну набросили полог.

Янгар идет ко мне.

Не торопится.

Солнце ластится к булатному клинку в его руке, пляшут в воздухе былинки. И ветер вдруг доносит запах гнили… не от людей, с балкона. Моя сестрица подается вперед, упираясь ладонями в перила. Рот приоткрыт, глаза сияют, а грудь вздымается часто. Она… то, чем она стала.

— Смотри, смотри…

Брухва рядом. Еще немного и он возьмет меня за руку, возвращая в реальный мир.

Смотри, Аану, хорошенько смотри.

За маску лица, которая способна обмануть людей.

Кто под нею?

Существо, столь отвратительное, что я цепенею. Белая кожа? Полупрозрачная, мутная, словно старая слюда. Синие глаза? Темные омуты-провалы под тонкой пленкой век. Волосы-паутина рассыпались по плечам. И шевелятся они вовсе не от прикосновений ветра, но сами по себе. Каждый волосок — живая нить… и нити эти тянутся к Янгару.

Опутали.

Проросли сквозь смуглую кожу.

— Она…

Я не успеваю задать вопрос, поскольку брухва хватает меня за руку, дергает и вытягивает с завороженной дороги.

— Что она такое? — я, просунув руки меж прутьев, хватаю посох брухвы. — Скажи, что она такое?

— Сумеречница.

Подумав, он добавляет:

— Молодая еще. Глупая… как ты… не вошла в полную силу.

Посох выскользнул из моих пальцев.

— Погоди, — я знала, что не смогу его удержать. — Почему ты мне помогаешь?

— Помогаю? Хийси тоже глупая. Не тебе. Не ей. Себе. Сумеречница все съест. Ничего никому не оставит, — брухва скривился. — Сумеречницу убить надо.

Убить?

То, что было моей сестрой, уже не являлось человеком. Вот только я не умею убивать…

Он помнил, кем был.

Был?

Когда?

Раньше. Уже давно.

Забирался на вершину старого дуба, где ветви были тонкими и прогибались под его тяжестью. Страшновато было, потому как земля казалась далекой, но соколиное гнездо манило с неудержимой силой. Вдруг да птенцы есть?

Есть, конечно, не даром сокола кружат над поместьем, высматривают добычу.

— Янгири, ты опять забрался! — мамин голос доносится снизу. А сама она выглядит такой маленькой, смешной. Платок сполз на плечи, и в маминых волосах блестят росой камушки. — Янгири, ты же можешь упасть, поранится!

И что с того? На нижних ветках не интересно.

И вообще, разве он, Янгири, не наследник? И отец говорит, что он должен быть храбрым. Сильным. Пример всем подавать.

И он, цепляясь за ветки, нарочно выбирая такие, чтобы потоньше, скользит вниз… мама охает и ахает. Обнимает. Целует, не обращая внимания на его недовольство.

Он взрослый уже!

…мамины руки такие горячие.

…а холодно как. Постоянно почти холодно. И холод этот с ума сводит.

— Очнись, — говорит кто-то и, вцепившись в плечо, трясет. Янгар спит и прекрасно осознает, что находится во сне. И человека на самом деле нет, но… он есть.

Знакомый… смутно так… у него круглое лицо и голова налысо обрита. Сам он чудовищно толст, и старая хламида не скрывает необъятного тела…

— Ну же, малыш, ты можешь.

Что?

— Ты должен бежать.

Янгар почти вспомнил, как зовут этого человека. Но та, что стоит за его спиной, коснулась шеи. У нее очень холодные пальцы, и прикосновения неприятны. Но Янгару нравится смотреть в ее глаза, темно-синие, глубокие, как омут.

Эти глаза пробираются и в сны.

— Видишь, теперь он мой, — говорит та, что прячется за его спиной. — И останется моим.

  138