Ерхо Ину не спешил на встречу.
— Отец… занемог, — сказала кейне Пиркко, выбираясь из паланкина.
Она взмахом руки отослала рабов, и лишь Талли Ину тенью остался за плечом сестры.
— Сильно?
— Очень сильно.
На ней было белое платье. И белая же шуба лежала на плечах. Мерцали в лунном свете белые камни. И сама Пиркко гляделась не человеком, но татту-призраком, неупокоенной душой, что, связанная неисполненной клятвой, оставалась на земле.
— Аану?
— У меня. И, Янгар, она умрет, если я не вернусь вовремя. И если мы не договоримся, тоже умрет. Ты же не рискнешь ее жизнью? Конечно, нет…
Талли подал сестре руку, и вновь Янгара поразила неестественная белизна кожи Пиркко.
— Тоже думаешь, что я ведьма? — спросила она, наклонив голову.
А губы алые, яркие.
— Нет.
— Хорошо. Мне бы не хотелось, чтобы ты меня боялся.
Она сказала это просто, не сомневаясь, что и вправду способна внушить страх.
— Я обижена, — она остановилась в трех шагах, и ветви мертвого клена заскрипели, словно бы дерево пугала близость к этой странной женщине. — Я послала Талли говорить с тобой от моего имени, а ты обратился к отцу.
— Я обратился к тому, у кого власть — Янгар втянул воздух. Сегодня от кейне пахло не розами и не лавандой, не сладостью восточных масел, но кровью.
— Ты ошибся.
Легкая улыбка.
— Отныне власть у меня, но… — язычок скользнул по нижней губе. — Я готова поделиться ею. Печать у тебя? Покажи?
Луна отвернулась, и тень сумрака легла на лицо Пиркко, уродуя. Сделались темными глаза, впалыми — щеки. И скулы заострились, вытянулся подбородок. Алый же цвет губ… нет, не призрак, но найно-упырица, отведавшая свежей крови.
— Все-таки боишься, — тихо рассмеялась кейне. — Иначе зачем за меч хватаешься?
А он и не заметил, когда за рукоять взялся.
— Опусти, Янгхаар. Я не причиню тебе вреда. Я пришла говорить. Покажи мне то, ради чего этот разговор стоит затевать.
Печать раскалилась. И Пиркко, протянувшая было к ней руку, не посмела коснуться.
— Какая горячая… знаешь, отец много о ней рассказывал. О том, что в ней — истинная сила Полоза… и да, она способна излечить от всех болезней. Жаль, что мой супруг не дождался.
— Жаль?
— Ничуть, — Пиркко звонко рассмеялась, и вновь загудели, затрещали клены, а из-под камня раздался протяжный стон, на который кейне не обратила внимания. — Тогда бы мне пришлось убить его. А так… сам умер. Это удобно, когда ненужные люди умирают сами. Да и жаль было бы тратить Печать на Вилхо.
— Лучше оставить себе?
Словно не услышала. Вновь протянула руку, погладив воздух над Печатью.
— Она на многое способна… золото приманить к опустевшей жиле… или указать, где новые скрыты… Отец собирался приумножить состояние… зачем? Род Ину и без того был богат.
Она и вправду удивлялась этим странным чужим желаниям.
— А ты, что ты собираешься с ней делать?
Пиркко оглянулась на брата.
— Ты же знаешь. Ты сказал Талли. Я хочу жить… долго. Очень-очень долго. Не вечно, нет. На это моих сил не хватит, но вот лет триста… четыреста… пятьсот… и не просто жить, но оставаться такой, как сейчас. Я ведь красива, Янгар.
И опасна. Куда опасней, чем он предполагал вначале.
С ней не получится так, как с Ерхо Ину. Иначе надо. И риск велик, а шанс на удачу ничтожен. Но по своей воле Пиркко-птичка не вернет Аану.
— Я заслуживаю этого.
Она подалась ближе, прильнула.
Убьет. Если не вступить в ее игру, не поддаться, то… из ревности, из тупой бабьей злости, в которой нет ни капли разума.
— Пойдем со мной, Янгар. Пойдем, и послезавтра я отдам тебе твою жену. Обещаю. Если, конечно, она будет нужна.
Тонкие пальцы, на сей раз лишенные оков перстней, коснулись шеи, обожгли холодом.
— Не надо меня бояться, Янгхаар Каапо, последний Полоз, — сказала Пиркко, и голос ее вплелся в шелест давным-давно сгоревших листьев. А синие глаза вдруг оказались близко. Яркие, как…
…море, что впервые развернуло перед Янгаром атласные шали вод.
…небо, высокое, недостижимое.
…яркий атлас халата, что соскальзывает с Хазматова плеча.
Чужая воля опутывает сетью, ложится ошейником. Янгар помнит, каково это — сидеть на цепи. У него получилось сбежать однажды, и получится снова. Пиркко слишком любит игры, чтобы устоять перед искушением. И Янгар позволил себе принять ее волю. Это было легко.