Особенно,... 
87 
- Не рада меня видеть?
- Не рада.
- А я ведь почти верил, что ты умерла, - Грент воткнул шило в сиденье. - Горевал… такая лапочка, как не горевать-то?
- Заткнись.
Он рассмеялся, но замолчал, впрочем, ненадолго.
- Знаешь, лапочка, - шило вдруг вспороло воздух перед глазами Таннис. И когда она отпрянула, больно ударившись затылком в стенку кареты, Грент хмыкнул. - Я ведь ничего не забыл. Одно не понятно, отчего он с тобой возится?
Кто? Спросить, и Грент ждет вопроса, но Таннис заставляет себя молчать. Отворачивается к окну.
- Гордая… леди из себя корчишь. А я ведь знаю, какая ты на самом деле…
- Отстань.
- Не боишься?
Хотел бы убить, убил бы, а раз языком мелет, то убивать запрещено… наверное, даже трогать запрещено, иначе шило пропороло бы не воздух, а лоб. Или щеку. Или в руку воткнулось, мстя за обиду. Гренту ведь хочется, по лицу видно, что хочется, однако он не смеет тронуть.
Треплется?
Пускай себе… собака лает, ветер носит.
…знать бы, куда этот ветер Таннис занесет.
- Зря не боишься. Быть может, он отдаст тебя мне. Хорошая награда. И тогда мы продолжим нашу беседу в обстановке более… подходящей. Так ведь принято говорить? А пока - держи, - он вытащил из кармана мятое кашне. - Завяжи глаза.
Таннис подчинилась. От кашне разило табаком, и запах этот, некогда вполне привычный, вызывал тошноту.
- Не дергайся, - сказал Грент, когда она отшатнулась, ощутив на лице его пальцы, - я лишь проверю…
Он убедился, что повязка завязана туго, и замолчал. Карета катилась. Скрипели колеса, стучали по горбатой мостовой. Куда везут?
Поворот и еще один. Шум рынка, запах рыбный, характерный. И вода опять же. Жаль, что у Таннис чутье человеческое, Кейрен…
…о Кейрене не следует думать.
Осталась записка. И он поймет, что Таннис ушла. Будет ли искать?
Будет.
И доберется до вокзала, а там… Таннис купила билет. Дилижанс уйдет к Перевалу, и Кейрен поверит, что она уехала… хорошо бы ему поверить, что Таннис уехала…
- Прибыли, - сказал Грент, когда экипаж остановился. - Леди, позволите вашу руку?
Стиснул запястье так, что Таннис зашипела от боли.
- Не волнуйся, дорогая. Осторожно, бордюр… увидишь, тебе понравится.
Воздух сырой. И ветер пронизывающий, ледяной, какой бывает у реки. Таннис сжимает губы, запирая вопрос. Грент все равно не скажет правды. Ведет? Куда? Под ногами камень, но дорожка неровная, и Таннис то и дело спотыкается. Ей приходится опираться на руку Грента, который проявляет просто-таки невероятную заботу.
- Ступеньки… и порог. Вот так, дорогая…
Запах кладбища. Сырой земли. Тлена. Старого дерева и древнего камня. Натужный скрип дверных петель. И холод по ногам. А дверь, невидимая, но представляющаяся Таннис огромной, неповоротливой, захлопывается.
- Теперь можешь снять повязку, - и Грент отступает. - Но без глупостей, ясно? Бежать тебе некуда.
Темнота.
Нет, лишь показалось, света мало. Древний старик с древним же канделябром. Желтые тонкие свечи дымят, и дымы свиваются в нить, а нить стремится к потолку, который теряется во мраке.
Старик в высоком напудренном парике кланяется.
- Вас ждут, леди, - говорит он и голос его скрипит точь-в-точь, как давешние петли.
- Не дури, Таннис, - донеслось в спину.
Грент остался на пороге.
Холл огромен.
Каменный пол. И белые стены, на которых расползалось древо имен. И Таннис замерла, глядя на многочисленные ветви, переплетенные причудливым узором. Сколько же здесь… имена и снова… опять имена… Таннис читала их, пока старик не напомнил о себе вежливым покашливанием. Его тень скользнула под ноги, словно престранная ковровая дорожка.
- Вас ждут, леди.
Старик шаркал ногами, и звук его шагов разносился по длинному пустому коридору. Огоньки свечей присели, отступив перед темнотой.
Черные стены. Эркеры, в которых тускло поблескивал древний доспех. И рыцари казались почти живыми. Стоит промедлить, отстать, и шагнут с постамента, занося над головой Таннис огромные древние мечи. Они следят за ней, прикрыв лица сталью забрал.
Смотрят в спину.
Запоминают.
Таннис сжала кулаки, напоминая себе, что вовсе не рыцарей следует бояться, но того, кто ждет ее в этом странном месте.
- Где мы? - спросила она, и звук ее голоса увяз в камне стен.
- Шеффолк-холл, леди, - с достоинством ответил старик, кланяясь. А ведь не столь уж немощен ее провожатый, как хочет показаться. Эта штука в его руке весит прилично, но руки в белых перчатках не дрожат. Да и расшитая серебром ливрея широка в плечах.
87 
