- Да нет, спасибо. Все хорошо.
Ложь.
Плохо. Никогда еще не было настолько плохо. В груди саднит, и тянет сунуть руку под пиджак, под рубашку, убедиться, что дыра под сердцем просто-напросто привиделась.
Притерпится. Как-нибудь… может, повезет и боль утихнет. В конце концов, пора взрослеть, а роман… у него и прежде случались романы. Этот ничем не отличается от прочих.
Надо лишь убедить себя.
- Я пойду? - Кейрен встал.
- Иди. Скажи матушке, что я немного занят…
Из-под серебряной горы-чернильницы появилась серебряная же стопка.
- Конечно, - получилось улыбнуться. Но отец все равно смотрел как-то странно. - Все хорошо. Я не наделаю глупостей…
…тянет. Взять Таннис и плюнуть на все, на работу, на отца с его планами, матушку и собственную невесту, которая ждет его завтра. Убраться за Перевал. Райдо не откажет, поймет, он ведь сам… и работа какая-никакая сыщестся.
Дом.
Чтобы на двоих и только…
Нельзя. Есть долг. И обязательства. Перед короной, городом и собственным родом. А боль… со временем уйдет. Надо просто жить.
Он жил этим вечером и следующим утром.
По инерции, улыбался чужой улыбкой, шутил, кажется, про себя подбирая подходящие слова, а они не подбирались, оседали на языке горечью несказанных фраз.
- Она очень милая девочка, - леди Сольвейг выглядела совершенно счастливой.
Что ж, хоть кто-то…
- Да, матушка.
- Уверена, что вы найдете общий язык…
В ее руках пяльцы и игла, которая порхает, пробивая шелк, тянет за собой цветной хвост нити. Стежок к стежку, вырисовывается новое полотно. У матушки получаются вышивки удивительной красоты. А Таннис это занятие злит. Она учится.
Забирается в кресло с ногами, расправляет ткань, которую вроде бы очень аккуратно натягивает на основу, но ткань все равно морщится. Нитки путаются, а стежки получаются неровными. И Таннис снова и снова разбирает наметившуюся было вышивку, ругаясь вполголоса.
- Вот увидишь, я сумею, - она перехватывает нитку зубами, позабыв, что в шкатулке есть ножнички…
Выдохнуть.
И подать леди Сольвейг бокал с ежевичным морсом, ответив:
- Конечно, матушка.
Помолвка - это еще не свадьба… договор подписан, но… останется несколько месяцев. А дальше - как-нибудь…
…его невеста, Люта из рода Зеленой сурьмы, приняла букет - матушка лично его составила - с церемонным поклоном.
Она была красива.
Наверное.
Идеальна.
Правильный овал лица, правильные черты его, и правильное же платье, в меру подчеркивающее достоинства утомительно правильной фигуры. Кейрен готов был поклясться, что талия Люты ужата до требуемых шестнадцати дюймов, а прическа всецело соответствует требованиям моды.
Завитки. И снова завитки… как лепнина на потолке, которой Кейрен любовался всю ночь.
И улыбка эта вежливая.
Равнодушный холодный даже взгляд. Рука, лежащая в его руке, тонкая, хрупкая… чужая.
- Я вас не люблю, - сказала Люта из рода Зеленой сурьмы, когда им позволили выйти в сад.
- Я вас тоже.
Душно. Влажно. И сумрачно. Снаружи идет дождь, и стекла оранжереи затянуло рябью. Кейрен задыхается в тяжелом запахе роз, а его невеста, присев на лавочку - она оглянулась, убеждаясь, что видна сквозь стеклянную дверь - произнесла:
- Я надеялась, что вы откажетесь на мне жениться, - она мило улыбнулась и расправила веер.
- Я бы хотел.
Молчание. И преглупейшее ощущение. За ними следят, исподволь, сквозь стеклянную дверь, ведь детей нельзя оставлять без присмотра, конечно, в доме все свои и договор подписан, но… правила надо соблюдать. Кто вообще придумал эти безумные правила?
- И что нам делать? - Люта обмахивалась веером, старательно улыбаясь.
- Привыкать друг к другу.
Привыкать к ней Кейрену совершенно не хотелось.
Она была чужой.
- И учиться не мешать жить, - добавил он, опираясь на спинку скамьи.
- Конечно… что же еще… - она развернула веер и уставилась на рисунок. Цветы и птицы… треклятые цветы, от аромата которых уже першило в горле, и рисованные птицы. - Мужчинам это проще сделать. По-моему, это несправедливо.
- Что именно?
Зеленые глаза сузились.
- Все.
Несправедливо, с этим Кейрен готов был согласиться.
У него есть Таннис, квартира на улице Булочников и работа, которую он любит.
- Хочешь конфету? - Люта, бросив быстрый взгляд на стеклянную дверь, наклонилась, задрала юбки и вытащила жестянку, в которой перекатывались шурупы и леденцы. - Лимонные.