Особенно,... 
169 
- Ключ с собой носила, будто у меня своего нет… ты умная, Ульне, но… я ж домом ведала, мне старуха Энге перед смертью все ключи отдала…
Марта поднялась и на тяжелых непослушных ногах подошла к постели, опустилась, упираясь в перину сжатыми кулаками.
- Скажи, тебе стало легче оттого, что они умерли?
Веки дрогнули.
- Нет… а мальчика своего за что сгубила? Душила… холодом душила, равнодушием своим… будто он виноват, что на Тода похож… или ко мне ревновала? Так выставила бы меня прочь, глядишь, я бы и успела свою жизнь устроить…
Ульне глядела в глаза, и Марта в кои-то веки не отвела взгляда.
- Я слабая, верно. И трусливая. И ничего-то сама не умею, не научилась, не… не важно, - она тяжко перевернулась на бок: мягкие перины давно сделались неудобны, в них Марта тонула, задыхалась. - Как есть, так оно есть, но… останови хотя бы этого.
Марта нашла сухую холодную руку, сдавила.
- Попроси его. Тебя послушает. Он же и вправду к тебе привязался, как к родной… и ты его любишь, больше, чем любила Освальда… жили бы… у него хватит сил и с доминой этой управиться, и с остальным… детки народятся, будешь внуков нянчить.
Усмешка вышла кривоватой.
- Дура, да? Как есть дура… он же сгинет, Ульне. Или эти убьют, или сам… чего ради, Ульне? Вот сейчас скажи, стоит оно того? Твоя жизнь. Его…
Ульне закрыла глаза, у нее хватило сил отвернуться.
Вот упрямая!
Марта некоторое время лежала рядом, считая секунды вслед за часами. Древние, как и все в Шеффолк-холле, они показывали свое особое время.
…Марта зажмурилась.
Она видела отцовскую лавку и засаленный прилавок, на котором матушка раскладывает куски вощеной бумаги.
…вырезка и корейка… каре ягненка… и свиные ножки, отскобленные добела… птичьи потрошка… рулеты… и темно-красная тяжелая печень, которую класть надобно отдельно, чтобы чистое мясо не пропиталось запахом печеночной крови.
…за почками и ноздреватыми сизо-розовыми легкими явится к вечеру старуха Макдамон, и будет долго торговаться, а потом дрожащими руками отсчитывать монетки. Матушка же, жалости преисполнившись, сунет тайком в сверток с почками пару вчерашних колбасок…
- Марта… - голос Ульне терялся в звонком мушином жужжании. Вечно по весне от мух не спастись было, хоть бы отец по всей лавке развешивал пучки мыльянника. - Марта… пожалуйста…
Мухи кружатся, садятся на мясо, и Марта должна сгонять их, но она устала, да и скучно просто так сидеть… и она дремлет, мечтая о том, как однажды наденет красивое платье, как у барышень в парке, непременно розовое и с оборками…
- Марта, скажи ему…
Она все же открыла глаза.
Нет лавки и мяса, старуха Макдамон давным-давно померла, а мухи… мухи вечны, небось, доводят теперь кого иного. Лицо Ульне темным пятном выделялось на белой подушке. Открытые глаза ее подернулись белесой пленкой, а посиневшие губы шевелились.
- Марта…
- Здесь я, здесь, - Марта мысленно прокляла себя за слабость. Спать она легла… всегда-то была сонлива, ленива, и теперь вот… и что делать?
Этого звать?
Или сразу врача?
Или никого не звать, но позволить Ульне тихо отойти, она ж мучится, цепляется за жизнь.
- Я и только, хочешь, его позову?
- Нет, - Ульне дышала сипло, и грудь ее вздымалась, а в горле клекотало. - Не… успеешь… ушел… вернется - скажи… не надо… скажи… я не велела… останови.
- Так разве ж он меня послушает? - Марта держала ту, которая давно стала сестрой, любимой или нет - не столь важно. Привычной. - Потерпи. Сама и скажешь. Сейчас я порошочков намешаю… что?
- Дура.
- Как есть дура, обе мы, Ульне, дуры… только разве ж теперь меняться?
Кажется, она засмеялась.
Хриплый, сиплый клекочущий смех, которым Ульне захлебывалась, и Марта держала голову ее, гладила изрезанные морщинами щеки, пытаясь сдержать слезы.
А когда Ульне затихла, забывшись сном - пусть будет легким - медленно сползла с кровати. Ушел, стало быть… надолго ли?
На часах - четверть пятого, но за окном светло, и часам веры нет… массивный ключ с длинной цевкой лежал на столике, меж шкатулки с бусами и старым канделябром. Марта взяла его… и положила на место. Она подошла к шкафу, тронула медные ручки его…
…если этот вернется, то Марте точно не жить.
…но разве она так уж боится смерти? Боится, но… справится со страхом.
Сунув в рот последнее печеньице, Марта вытащила из мотков пряжи ключ, отерла его о не слишком чистую рубаху. Ключ повернулся в замке беззвучно, и дверь открылась.
169 
