117 
Вдох и выдох.
Мертвые розы… множество мертвых роз. И очередной букет теряет силы в огромной напольной вазе. Сухие же стебли иных, темно-зеленые, покрывают пол. Под ногами они ломаются с громким сухим звуком, и Таннис не может отделаться от ощущения, что идет по костям старого дома.
Хрупким серо-зеленым.
С запахом кладбищенской земли… жирной, на ней всегда крапива росла хорошо, и мать из нее варила суп. Таннис нравилось за крапивой ходить, пусть бы кладбищенский сторож и грозился полицию позвать.
- Мой отец исчез сразу после свадьбы, - сказал Освальд, остановившись у туалетного столика. - Матушка очень переживала… и переживает до сих пор.
Зеркало, затянутое пылью и паутиной.
Манекен.
И белое платье с фижмами… кружево пожелтело, потемнел подол, но платье выглядело все еще нарядным, как и фата, свисавшая с дверцы шкафа.
Освальд приоткрыл дверь.
- На самом деле печальная история, - он протянул руку, и Таннис, ступая по мертвым розам, вошла в шкаф. - Об обманутом доверии. Вперед.
Он протянул свечу, от которой осталась треть длины. И Таннис взяла.
Ступеньки.
Камень.
Подземелья. Крадущиеся шаги того, кто ступает за Таннис след в след.
Шаг в шаг.
Если толкнет… поэтому пустил первой, опасался. Хорошо. Пусть боится, бесстрашный подземный Король. А лестница все тянется и тянется. Сколько здесь ступеней? Никак не меньше сотни.
И камера. Железные прутья. Мертвецы, которые и после смерти не обрели свободы.
- Он прожил несколько лет, - Освальд забрал свечу и поставил на столик. - Поверь, это достаточно серьезное… наказание. К слову, он до сих пор в розыске.
Он перехватил руку Таннис и дернул, подталкивая ее к решетке. Петля обвила запястье, сдавила.
- Что ты…
Кожаный шнур притянул Таннис к решетке.
- Не пугайся, - Освальд затянул узел. - Я вернусь… через некоторое время.
Таннис дергала рукой, понимая, что не справится.
- Я просто хочу, чтобы ты подумала, поняла, насколько все серьезно.
Он поставил свечу рядом с Таннис.
И ушел.
Этот чертов ублюдок ушел, не оглянувшись даже. И Таннис закусила губу, чтобы не закричать. Она не станет умолять о помощи… и просто сядет.
Просто на пол.
Пол холодный и рядом мертвец. Он прислонился к решетке, глядя на Таннис пустыми глазницами. От мертвеца пахло тленом, и кожа его, пергаментно-хрупкая, продралась на скулах.
Не страшно.
Чего бояться мертвецов? Живые страшней. Таннис притянула колени к груди и подергала руку, спуская петлю ниже. Подумать? И о чем же ей, спрашивается, думать? Подчиниться и сделать так, чтобы Кейрен поверил, будто она… нашла другого? Поверит же, это несложно… девочка из Нижнего города… как там Стеллка говорила? Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше?
Кейрен ее проклянет… и забудет.
Зато жив останется.
Мертвец цеплялся за прутья… не один год он умирал, значит? Исчез… чем он провинился? Хотя, кажется, Таннис знала, ведь мертвецов было больше, и та, другая, в полуистлевшем платье, все еще пряталась в углу.
Правильно, Кейрен останется жить. И женится.
И пусть у него будут дети… и раны зарастут, а шрамы исчезнут. Так ведь бывает, а с остальным Таннис как-нибудь да справится. Она прижалась лбом к холодному пруту и, выдохнув, сказала:
- Тебе было страшно умирать?
Наверное.
Свеча оплывала, и горячие восковые капли стекали на камень. Ее хватит еще на четверть часа, а потом что? Тишина. Темнота. Пара мертвецов молчаливыми собеседниками.
Ожидание.
О да, Таннис хорошо обо всем подумает. Она дернула руку, чувствуя, как впивается в кожу ременная петля. Но боль и холод отрезвляли.
Это хорошо.
Замечательно.
Глава 21.
Из-под холстины выглядывали ступни. Длинные с округлыми синюшными пятками, с тонкими пальцами, почему-то растопыренными. Левая - перечеркнута белой полосой шрама.
- Вчера привезли… ничего, чистенькая дамочка, хотя все одно из этих, - смотритель морга при военном госпитале отбросил покрывало с лица, и Кейрен заставил себя смотреть.
Узкое лицо со сломанным носом. Кровь отмыли, но так только хуже. Губы разбиты, рот раззявлен и видны желтоватые обломки зубов. Левый глаз заплыл, правый прикрыли по обычаю, и кто-то сердобольный положил на веко мелкую монету.
…не Таннис.
117 
