Последние отзывы

  55  

Влюбленные в первом порыве своей страсти уединились в замке Монжу, который им предоставил их друг.

Но в Париже дела шли все хуже. Книготорговец Жор только что отпечатал и издал «Философские письма», и Вольтер был окончательно заклеймен, как враждебный государству автор. Разразился грандиозный скандал. Полиция кардинала Флери, бывшего в то время премьер-министром, преследовала виновного. Вольтер вынужден был бежать.

В этой ситуации монсеньор дю Шатле доказал свое истинное великодушие: он предложил преследуемой паре (Эмилия, конечно, не хотела разлучаться со своим божеством) убежище в своем замке Сире в Бургундии. Этот замок имел то преимущество, что лежал в отдалении, его трудно было отыскать. Там можно было не опасаться неожиданных вторжений. Посетителей вообще не ожидалось, поскольку это одинокое пристанище, привлекательное внешне, было в плохом состоянии. Крыши протекали уже насквозь, и парк стал таким же диким, как в сказке о спящей принцессе.

– Мы приведем здесь все в порядок, – сказал Вольтер. – Очень скоро этот замок будет выглядеть раем, чтобы он был достоин вас, моя дорогая Эмилия.

И поскольку он был галантен, а авторские гонорары, несмотря на преследования, продолжали поступать, он выделил на ремонтные работы и реставрацию замка 40 000 фунтов, которые монсеньор дю Шатле принял с той же грациозностью, с которой они были предложены.

Вскоре оба отшельника получили пристанище, соответствующее их вкусу, и завели несколько хороших друзей, чтобы вместе идти по трудному жизненному пути. С большим удивлением они поняли, что замок любви оказался, прежде всего, замком для занятий наукой. В галерее были расставлены физические, химические и астрономические инструменты и приборы, и в то время, как один писал стихи, другая чертила треугольники! Вольтер сочинял трагедии и стихи, а Эмилия занималась трансцендентальной философией и целыми днями решала такие вопросы, как например: почему Бог, который вечен, ждал так долго до того, как создал человека? Поскольку Вольтер видел, что у его любовницы имелись кое-какие пробелы в знаниях, он обучал ее английскому и итальянскому языкам, чтобы она могла переводить Шекспира и Торквато Тассо. Короче говоря, пара была занята настолько, что едва оставалось времени, необходимого для любви.

Такая жизнь продолжалась до 8 мая 1739 года, когда оба влюбленных были вынуждены покинуть свое убежище и отправиться в путь. Сначала они поехали в Брюссель, где должен был начаться процесс. И после этого большую часть времени они проводили в почтовых экипажах, так как последующие десять лет их почти беспрерывно видели в переездах между Бельгией и Парижем, Парижем и Сире, Сире и Брюсселем и, наконец, между Люневилем и Нанси.

Постепенно преследование Вольтера пошло на убыль. Он уладил отношения с Версалем, а когда его старый школьный друг, маркиз д'Аржанс стал министром, отношение к нему сделалось даже благосклонным. Одно время он был протеже мадам Помпадур. В это же время он продолжал длительную переписку с королем Пруссии Фридрихом II, сыгравшую такую большую роль в его жизни.

Эмилия по-прежнему была на его стороне, но Вольтер до безумия влюбился в свою красивую племянницу, мадам Дени. Когда об этом узнала Эмилия, дошло до драмы: были слезы, обвинения и угрозы. Кто-то должен был успокоить прекрасную фурию, и этим кем-то оказался… монсеньор дю Шатле. Он, разумеется, подошел к делу очень снисходительно. – Монсеньор вас обманывает? Это не в первый раз. Не следует слишком драматизировать его недолговечные фантазии!

В конце концов он уладил все так хорошо, что позднее Эмилия с благодарностью и с некоторым налетом цинизма писала: «Я была бы самой плохой из всех женщин, если бы не смогла признать, что монсеньор Шатле является самым лучшим супругом».

Но Вольтер был Вольтером, а мадам дю Шатле была мадам дю Шатле, это означает, что они были неординарными личностями, и их почти легальное супружество, несмотря на некоторые кризисы, продолжалось.

Приглашение от короля Станислава пришло, как по заказу. Вольтер не пользовался расположением двора и вообще чувствовал себя не в своей тарелке. Хотя два года назад он был избран членом Французской Академии, он не пользовался любовью всемогущественной фаворитки маркизы Помпадур, та демонстративно предпочитала ему старого Кребийона. Что касалось благочестивой и преданной Богу королевы, то она никоим образом не скрывала, какой ужас вызывали у нее саркастические высказывания поэта о религии. Для гения, знавшего себе цену, это было обидно и угнетало так же, как и нахмуренный лоб Марии Лещинской, хотя он не хотел себе в этом признаться.

  55