Добрый, общительный и великодушный Станислав обладал талантом, довольно редким для королей: он сам был счастлив и умел делать счастливыми других.
В Люневиле все следовали его примеру, не думая о запретах и ограничениях, а они чаще всего выпадали на долю доброго, толстого Станислава. В свои шестьдесят лет он был еще крепок, имел острые глаза и отменный аппетит за столом и в постели. Случалось, однако, что слишком хороший аппетит за столом вызывал отсутствие такового в постели.
Сердцем и небольшим двором Станислава правила очень красивая вдова, маркиза де Буффлер, тридцати четырех лет, которой, однако, удавалось выглядеть моложе по меньшей мере лет на десять. Такой свежестью и шармом она обладала. Ее темперамент был достоин не меньшего внимания, что побудило злые языки присвоить ей второе хотя и поэтическое, но одновременно и обидное имя: «Дама сладострастия».
Как бы там ни было, Катрин де Буффлер обожала хорошее настроение и общительность, искрящуюся игру души и, как никакая другая, умела собрать вокруг себя и Станислава самых талантливых людей. Гельвеций был регулярным гостем при дворе, равно, как и Мопертюи, и президент Эно. Кроме того, был еще любезный Дево, сборщик налогов в Люневиле, которого друзья называли «Панпан» – ни в одной республике налоговые чиновники не согласились бы принять такую кличку. Следует при этом отметить, что Панпан больше занимался записью галантных сонетов, чем докучал лотарингским налогоплательщикам, и люди в Люневиле отдавали ему за это должное.
Естественно, Лотарингия при таком мягком правлении стала предпочитаемым местом пребывания для всех тех, кто во Франции или соседних странах имел трудности с властями или церковью.
На стороне Станислава был и канцлер Гальзьер, которому было поручено управлять герцогством в духе Людовика XV, однако он сразу же стал жертвой прелестей мадам де Буффлер и буквально смотрел ей в рот. Но король Станислав, видевший для себя выгоду в этой любовной связи, снисходительно закрывал глаза на измены прекрасной Катрин.
Однажды вечером, когда он намеревался выказать фаворитке свое нежное к ней расположение, силы покинули его. Станислав, надев халат, оставил сцену со словами: «Доброй ночи, мадам! Мой канцлер расскажет вам конец…»
Кроме новых любовников, Катрин де Буффлер обожала и новые лица, особенно если за ними скрывался интеллект. Поскольку Люневиль был в определенном смысле кладом для искавших убежище, однажды ей пришла в голову мысль пригласить в Лотарингию того, кто был «черной овцой» французского правительства и иезуитов, кого, однако, вся Европа ценила, как величайшего писателя эпохи – любезного, страшного, остроумного, опасного… и вечно больного Вольтера.
– Это было бы прекрасно, – воодушевленно заявил Станислав, – но приедет ли он? Говорит, что он сейчас болен.
– Он вечно болен, – поддакнула маркиза с усмешкой, – но благодаря провидению он, как всегда, опять поправится! Конечно, вашему высочеству известно, что не может быть и речи о приглашении одного Вольтера. Мадам дю Шатле должна также…
– Без нее он никогда не согласится, я знаю. Итак, приглашайте, моя дорогая, приглашайте! С Вольтером в Люневиле начнется самая прекрасная весна, и я тоже смогу поговорить с ученой Эмилией об астрономии.
Королевское приглашение застало Вольтера в замке Сире недалеко от Шалона, где он проживал с мадам дю Шатле в близких к брачным отношениях, что, впрочем, делалось с молчаливого согласия ее супруга. Тот предпочитал как офицер короля большую часть времени проводить в своем полку.
Эта авантюра началась в 1733 году в салоне мадам дю Деффан в Париже, где в то время собирались, несомненно, лучшие умы столицы. Хозяйка дома ни в коем случае не была богата и не устраивала требующих затрат праздников. Когда ее муж, которому надоел ее фривольный образ жизни, выставил ее за дверь, у маркизы Деффан, бывшей любовницы регента и ряда других известных персон, возникли денежные затруднения. Однако в ней было столько шарма и души в сочетании с высокой культурой, что ее друзья предпочитали сидеть в ее салоне на полу, чем в другом доме в позолоченных креслах.
Самым знаменитым и ярким из числа ее друзей был, несомненно, Вольтер.
Демонически остроумный, острый, кусающийся, некрасивый, ослепляющий, злой, как дьявол, и соблазнительный, как молодой паж, охотник за юбками, как никто другой, монсеньор Вольтер, со своим длинным носом, живыми глазами и большим париком, конечно, был идолом парижских салонов той эпохи, красавицы и менее прекрасные дамы безмерно наслаждались его трудами и не уставали повторять его остроумные высказывания. Увлечение Вольтером приняло такой размах, что вскоре стало хорошим тоном замолкать, когда он входил в дверь.