4 
Замок носил черты того времени, когда Испания была под властью мавров. Сейчас наружные стены были разрушены, но слуги, как и раньше, усердно заботились о своем эксцентричном господине — владельце замка и его семье.
От замка до Севильи было не очень далеко и его владелец, большой любитель музыки и сам весьма музыкальный человек, часто бывал в концертных залах города.
Он играл на флейте и сам сочинял музыку. Не следовало бы этому неумному человеку делать это. Но он чрезвычайно интересовался новыми сочетаниями и мог часами экспериментировать на флейте, используя скользящий музыкальный ряд, марал огромное количество нотной бумаги, никогда ничего не выбрасывая. Ибо все, что он писал, естественно, было исключительно ценным! Иногда у него что-то получалось, но в большинстве своем все его сочинения представляли собой сущую чепуху, у которой не было ни стиля, ни ценности.
Болотистая местность, окружавшая замок, была по-настоящему мрачна. Нужно было хорошо ее знать, осмеливаясь ступить на нее. Единственная дорога вела через болото к холму с замком, и в начале ее располагалась сторожка, в которой держали огромных злых собак. Так что проникнуть в замок было весьма трудно. Дона Мигуэля, владельца замка, это устраивало. Он был, как уже сказано, очень эксцентричным человеком и воображал себя некоей фигурой мирового уровня, которой другие завидуют и желают уничтожить. Он набрал преданных подручных, готовых выстрелить в любую минуту и не слишком щепетильных.
Дон Мигуэль считал себя гением века. Что такое Шенберг или Стравинский? Тьфу! Но никто не должен добраться до нот дона Мигуэля, услышав их или играть по ним! Никто не достоин чести воспользоваться его произведениями!
Однажды он воспроизвел на своей флейте некую тему.
Замечательную.
Основная идея, конечно, была атонально-экспрессионистской, заимствованной у Шенберга, но разработка принадлежала лично дону Мигуэлю.
Разрабатывать идею глубже он не стал — не хватило терпения. Прозвучали всего лишь несколько тактов чего-то мистического и непонятного.
Он успел записать эти короткие такты на бумагу, и проиграл еще раз.
Написал еще несколько новых тактов…
Но сыграть последние не успел, ибо в этот момент вошел слуга и напомнил ему о визите в город. Карета уже ждет.
Будучи человеком неаккуратным, дон Мигуэль бросил лист с нотами в кучу других, лежавших в прекрасно инкрустированном ящике, и забыл о них.
Но два такта уже прозвучали…
Откуда-то издалека, издалека?
Эхо, принесенное ветром?
Звуки.
Давным-давно ожидаемые звуки. Прошли века, эпохи.
Наконец-то!
Тенгель Злой, возлежащий на своем ложе, приоткрыл желто-серые глаза.
Прислушался к эху, которое еще продолжало вибрировать в самых глубоких провалах Постойнских пещер.
В нем нарастало раздражение.
Это было лишь начало. Продолжай же! Играй дальше!
Но сама музыка замолкла. Только эхо висело в воздухе.
Продолжай! Этого недостаточно! Дальше, дальше или я не…
Но больше ничего не было.
Вступление… То самое! Но дальше ни звука.
Он ждал долго, этот Тенгель Злой, ждал в неистовом, бешеном нетерпении. Ждал… ждал…
Когда прошел продолжительный отрезок времени, он понял, что кто-то просто поддразнивал его. Тот, кто-то посмел! Но кто? Откуда?
У него сейчас не было времени искать ответ на этот вопрос. Сейчас он должен решить, как эти несколько звуков могут повлиять на его околдованное тело.
В последние десятилетия он часто просыпался. Но двинуть хотя бы одним суставом не мог.
Его сильно раздражал шум и постоянное движение в избранной им горе. Люди большими группами бродили по этому суверенному тайнику, который он нашел в 1200-х годах. Тогда здесь господствовала тишина. А сейчас ее больше нет. Несколько раз народ почти добирался до его собственного провала. Наслать на них проклятие, чтобы они никогда не смогли рассказать об этом провале, трудности не составляло, но все это по-настоящему стало беспокоить его.
Взять хотя бы последний случай в этом году. Они подошли слишком близко, он почувствовал, что люди находятся на краю его грота. Теперь их уже нет, умерли.
Но могут появиться другие…
Тенгель Злой хотел выбраться наверх, на свежий воздух. Внутренне он устал от вечности, от полного глубокого сна.
4 
