— Спасибо, но не надо повторять ошибок всех новичков, которые берут только те растения, которые им понравились. Они срывают лишь самые диковинные растения и не обращают внимания на те, что растут у них под ногами. Люди многое знают о редком камышовом луне и красном коршуне, но почти ничего — о заурядном скворце.
Ингрид улыбнулась, однако была уязвлена. Она как раз не хотела собирать одуванчики или репей.
Оба помолчали, потом Дан спросил:
— А ты влюблена в этого… с именами?..
Ингрид фыркнула, не выразив ни малейшего почтения к своему жениху.
— Зачем же ты собираешься выйти за него замуж?
Она пожала плечами.
— Как тебе сказать… за кого-то все равно надо выйти, хотя бы ради родителей. К тому же я единственная наследница Гростенсхольма и Линде-аллее. Долг обязывает меня выйти замуж.
— Вот уж не думал, что у тебя есть чувство долга.
— Ты не ошибся, — серьезно сказала Ингрид. — Но ради своих родителей я готова на все.
— Молодец! — Глаза Дана потеплели.
— Не болтай! — Ингрид была смущена его похвалой. — Хочешь, чтобы я отплатила тебе той же монетой? Пожалуйста! Ты так умен, Дан, так сильно преуспел в жизни! Сам профессор Улоф поручил тебе столь ответственное дело!
Дан улыбнулся:
— Признаюсь, слушать это не особенно приятно. Тем более, что это не вся правда.
— А в чем же вся правда?
— Я сам упросил профессора послать меня в Норвегию. Он считал, что я еще слишком молод для научного путешествия.
— Ты не опасался лишиться его дружбы?
— Конечно, опасался. Но разговоры с бабушкой Виллему и книга прадедушки Микаела произвели на меня неизгладимое впечатление. Мне неудержимо хотелось увидеть Долину Людей Льда.
— Ага! — торжествующе воскликнула Ингрид. — И ты такой же! Ты ничем не отличаешься от нас!
Дан слабо возразил ей:
— У меня есть своя теория о могиле Тенгеля Злого. Я уверен, что она существует, и предполагаю, где именно. Конечно, мне больше нравится собирать растения. Единственное, что я сделал, — настоял на том, чтобы поехать в Норвегию.
Ингрид вдруг встрепенулась:
— Тс-с-с! Слышишь?
— Нет, что там?
— Тихо, не шуми!
Дан вслушивался до звона в ушах и, наконец, услыхал приближающийся конский топот.
Вскоре внизу на дороге показался всадник. Высокий, широкоплечий, он несся вперед, как демон.
Ингрид схватила короб, который был приторочен к ее седлу и который она все время придерживала руками, и заползла с ним под ели.
— Меня тут нет, — прошептала она Дану.
Дан не успел даже удивиться, все его внимание было поглощено всадником. Он тоже уже догадался, кто это. Таким грозным и страшным мог быть только один человек.
Ульвхедин, как и ожидалось, проехал мимо. Дан уже собирался позвать Ингрид из ее укрытия, но не успел.
Грозный всадник остановил коня. Дан хорошо видел его при свете луны. Неподвижная, застывшая тень как будто подстерегала добычу.
Потом Ульвхедин повернул коня и поехал к тому месту, где притаился Дан. Вид Ульвхедина не предвещал добра.
Только теперь Дан понял, почему он так хорошо разглядел Ульвхедина. Того окружала едва видимая синеватая аура. Аура гнева? Или решимости? Этого Дан не знал.
Ульвхедин не мог видеть их убежища! Лошади были спрятаны в елях, да и самого Дана невозможно было разглядеть среди веток. Должно быть, Ульвхедин учуял добычу своим звериным чутьем.
В Гростенсхольме Дан не боялся его, несмотря на его свирепый облик. Но здесь Дан вдруг ослабел от страха.
Он встал.
— Это ты, Ульвхедин? Ты напугал меня.
— Где Ингрид?
Голос звучал резко, хрипло, нетерпеливо.
— Ингрид?
— Не притворяйся. Этим ты ничего не выиграешь.
Ульвхедин спрыгнул с лошади и подошел к Дану, который пытался скрыть свою робость. Таким он Ульвхедина еще не видел. Желтые глаза превратились в узкие щелки, однако они пылали огнем, зубы, оскаленные, как у рыси, поблескивали в темноте.
— Зачем тебе Ингрид?
— Она взяла то, что принадлежит мне!
Короб! Тот. который она так ласково поглаживала всю дорогу.
— Ингрид украла?.. Но тогда…
Дан хотел было сказать, что тогда он не обязан защищать ее, но не успел.
Из укрытия Ингрид не доносилось ни звука, но Ульвхедин зорко посмотрел в ту сторону, где она притаилась, и хищно метнулся под ели.