62 
Впрочем, решив, что для соблюдения приличий сделано вполне достаточно, герцог не стал задерживаться и сразу же направился в особняк Рамбуйе. Там он рассчитывал найти не только свою сестру, прекрасную Анну-Женевьеву, чья рука была уже обещана герцогу де Лонгвилю, но и дорогую его сердцу Марту де Вижан. Впрочем, и к дочери хозяйки дома, величественно-бесстрастной Жюли д'Анженн, он тоже отнюдь не был равнодушен.
Клеманс снова пришлось поплакать. Но разве значили что-нибудь для будущего Великого Конде слезы девчонки, подсунутой ему Ришелье. Ведь его мать, его сестра и его друзья наперебой повторяли, что брак этот – просто катастрофа. Он представляет собой угрозу для потомства Конде, ибо мать его юной супруги, Николь дю Плесси, была сумасшедшей. Говорили ему также, что достаточно набраться совсем немножко терпения, чтобы обрести наконец свободу: Ришелье, жестоко страдающий от язвы, умирает хоть и медленно, но неминуемо отдаст богу душу…
Вот только, как бы ни страдал министр, как бы ни близка была его агония, стрелы его по-прежнему летели прямо в цель. Луи де Бурбон-Конде не преминул убедиться в этом. Однажды в зимнюю ночь, когда мела метель и Париж был занесен снегом, умирающий Ришелье приказал ему, поневоле ставшему с некоторых пор племянником кардинала, явиться к своему смертному ложу.
– Сударь, – сказал ему кардинал, – вот уже два года, как вы женаты на моей племяннице, однако у вас до сих пор нет наследника. Как меня уверяют, вы вообще никогда не видитесь со своей супругой! Думаю, вы должны больше заботиться о чести своей семьи…
Потрясенный, несмотря на всю свою дерзость, молодой герцог глаз не мог оторвать от длинного, худого, казавшегося уже бездыханным тела, как бы раздавленного пышностью пурпурного полога. Кардинал был очень истощен, но мысль его работала четко, дух остался неукротимым, желание властвовать – не затронутым изнурительной болезнью. Не зная, что сказать в ответ, герцог Энгиенский, сгорбившись, промолчал, ожидая продолжения унизительной для него речи, и ждать пришлось недолго.
– Еще вчера, – снова заговорил умирающий, – король просил меня поручить вам командование Пикардийской армией. Возможно, вы и смогли бы нанести поражение Франциско де Мелло, который не желает нам уступать. Но это почетное назначение может иметь место лишь в отношении настоящего Конде, человека, заботящегося о чести своего рода. Что вы об этом думаете?
Герцог почувствовал, что бледнеет. Об этом назначении он мечтал, пожалуй, куда больше, чем о прелестях Марты…
– Ваше Святейшество, – растерянно произнес он, – должно быть, понимает, что чрезвычайная молодость герцогини Энгиенской…
– Что за вздор, сударь! Вашей жене пятнадцать лет. В этом возрасте вполне можно выносить ребенка. Вам следовало бы озаботиться этим!
– Но у меня же совершенно нет времени! Ваше Святейшество только что сами сказали: война с Испанией должна целиком поглощать мысли солдата…
Ришелье с видимым усилием приподнялся на постели, испепелил молодого человека взглядом и ткнул в него своей исхудавшей рукой.
– Хватит, сударь! Не пытайтесь обвести меня вокруг пальца! Вам же хватает времени на визиты в альков госпожи де Рамбуйе! Мне известно, чего вы ждете. Так вот, не рассчитывайте, что моя смерть поможет вам уладить свои дела и освободит вас от необходимости вести себя, как должно дворянину, дорожащему своим словом. Я добился от короля непреложного обещания. Вас назначат командующим армией Пикардии только тогда, когда ваша жена будет ждать ребенка! Дон Франциско де Мелло обойдется без вас!
– Но, Ваше Святейшество…
– Никаких «но»! Кто мог предположить, что принцу крови из рода Конде придется напоминать о клятве, которую он дал перед алтарем? Слава Господу нашему, король – настоящий дворянин, и для него данное им слово священно. Он сдержит свое слово, тем более что испытывает некоторую привязанность к нам. Ступайте, сударь, и подумайте о том, что я сказал вам. Вам придется выбирать: обрести истинную славу вместе с моей племянницей… или же – завоевать жалкое прозвище щеголя-завсегдатая альковов с мадемуазель де Вижан… Впрочем, о ней мое мнение куда лучше, чем о вас: это чистая, открытая душа… Только ваша порочная страсть отвращает ее от Господа. Вы совращаете ее с пути истинного! Она заслужила мое уважение, и я не настаивал на том, чтобы ее отдалили от двора. Я всегда буду уважать ее: можете сказать ей об этом!
62 
