180 
5 сентября 1638 года Месье потерял свой титул наследника французского престола: королева только что родила будущего Людовика XIV. Гастон несколько утешился при мысли, что, может быть, теперь по отношению к нему будут не так непримиримы. А кроме того… у него ведь всегда оставалась возможность организовать заговор!
Только находясь на смертном одре, 14 мая 1643 года Людовик XIII дал наконец брату желанное разрешение на брак, не выдвинув при этом никаких условий. Назавтра же специальный курьер отправился во Фландрию, и Маргарита смогла наконец покинуть страну, так долго заменявшую ей родину, страну, где, на ее взгляд, она слишком редко, только от случая к случаю, принимала у себя возлюбленного супруга.
Встреча мужа и жены, воссоединенных на вечные времена, была незабываемой. Они обнаружили, что любят друг друга точно так же, как в первые дни знакомства, и долго стояли, обнявшись и поливая друг друга слезами радости. Старые стены Люксембургского дворца, которые столько помнят, наверняка сохранили воспоминание и об этой трогательной встрече.
Однако из уважения к желанию, в течение столь долгого времени высказывавшемуся покойным королем, герцог и герцогиня Орлеанские решили… обвенчаться в третий раз! Для этого события была выбрана Медонская церковь и была назначена дата – 26 мая.
Отпраздновали свадьбу, на этот раз, похоже, окончательную. Гастон и Маргарита отправились на божественные берега Луары вкусить плодов завоеванного ими наконец счастья. Неисправимый заговорщик, даже живя в полном блаженстве, не отказывал себе в удовольствии постоянно отравлять существование Регента, Анны Австрийской, кардинала Мазарини и юного Людовика XIV, наверное, только для того, чтобы не потерять ценных навыков… Он дожил даже до того дня, когда смог с радостью узнать, что его дочь от первого брака, Великая Мадемуазель, приказала стрелять из пушки Бастилии по королевским войскам, за что заслужила в народе репутацию воительницы. В большей или меньшей степени она раскаивалась в этом до конца своих дней.
В момент третьего бракосочетания Гастону было тридцать пять лет, Маргарите – тридцать два года. У них впереди было еще очень много времени для того, чтобы насладиться жизнью.
Шарль де Сент-Мор, герцог де Монтозье
Однажды холодным и хмурым январским днем 1631 года суровый Шарль де Сент-Мор, маркиз де Монтозье, которого скорее тащил на буксире, чем просто вел с собой его друг, разбитной и нарядный граф де Гиш, вошел в особняк, принадлежавший семье де Рамбуйе. Вошел и остановился потрясенный. Куда он на самом деле попал? То ли прямиком в рай, то ли в одно из тех очаровательных увеселительных мест, где сам дьявол охотнее всего расставляет свои ловушки.
Правду сказать, в подобных предположениях присутствовал здравый смысл. Двадцатилетнего солдата, воспитанного в строгих протестантских принципах, роскошь и элегантность знаменитого особняка могли не то что удивить, они вполне могли поразить его до глубины души. Впрочем, такое впечатление этот особняк производил не на него одного. Весь Париж только и говорил, что о нем. При дворе, да и во всем городе не было человека, который не мечтал бы туда попасть и увидеть своими глазами пресловутую «голубую комнату», о которой рассказывали настоящие чудеса.
Все началось двадцать лет назад, когда прекрасная маркиза де Рамбуйе, урожденная Катрин де Вивонн, и ее супруг решили устроить салон в большом красивом особняке на улице Сен-Тома-дю-Лувр, унаследованном ими от отца маркизы.
После всех ремонтов от старого жилища мало что осталось, а в нынешнем больше всего удивляли три новшества: во-первых, лестницу сместили из центра строения в сторону (это позволило открыть целую анфиладу гостиных); во-вторых, сделали множество застекленных наружных дверей, ведших на террасы и балконы; а третьим и главным чудом стала голубая спальня маркизы, где она и собиралась принимать своих «придворных». В те времена стены в апартаментах обычно были красными или темно-коричневыми. Здесь же и потолок был окрашен в ярко-голубой цвет. Стены затянули имитацией лазурно-золотой парчи в алых и белых разводах. Кругом висели великолепные живописные пейзажи и картины на религиозные сюжеты. Пол был покрыт роскошным турецким ковром. Посреди комнаты возвышалась изумительной красоты кровать, золототканые оборки постели и стеганые одеяла были сделаны из привезенных из Брюгге шелков и обшиты серебряным позументом. Балдахин из прозрачного газа, под которым, как правило, в весьма грациозной позе полулежала хозяйка дома, неизменно одетая в золотую парчу и кружева, поднимался почти до потолка.
180 
