18 
И вот наступило утро расставания. Тифен протянула мужу свиток пергамента, обвязанный голубой лентой.
– Мне бы хотелось, чтобы этот пергамент всегда был с вами, Бертран! Везде, где вы только можете оказаться…
– А что это такое? Зачем?
Она быстро развязала ленту, развернула свиток и показала длинный список, некоторые строчки которого были отмечены красными крестиками.
– Это календарь, Бертран. В нем записаны все дни, которые вы проведете в разлуке со мной. Крестиками я пометила те дни, когда вам надо быть настороже. Звезды тогда окажутся в неблагоприятном для вас положении. В эти дни не начинайте сражений, потому что они не будут для вас удачными.
Бертран рассмеялся, пылко расцеловал жену и спрятал пергамент под камзол.
– Вы же знаете, моя милая, как я отношусь к звездам! Тем не менее, из любви к вам, я сделаю так, как вы просите. Подойдите, я хочу еще раз обнять вас, прекрасная моя фея! Как мне тяжело покидать вас! Наступит ли наконец время, когда я смогу постоянно быть рядом с вами?
Тифен покачала головой, ее снова охватила печаль, которую она старалась прогнать, чтобы не огорчать мужа.
– Боюсь, что не наступит, милый мой повелитель! Вы созданы для войн! И всегда где-нибудь найдется герцог, которому вы будете особенно нужны!
Жестокая судьба доказала правоту Тифены-Феи: она познала великое одиночество, но зато королевство обрело величайшую славу. Только в редкие промежутки между двумя кампаниями, между двумя сражениями славный рыцарь и его прелестная колдунья могли оставаться вдвоем, чтобы утолить тот голод друг по другу, который томил их в разлуке. В эти дни за высокими стенами Мон-Мишеля царили жизнь, радость, солнце…
Но какими же мрачными, похожими один на другой, тоскливыми и бесцветными казались остальные дни! Почти всю свою жизнь Тифен провела одна. Ее обожали служанки, они делали для нее все, что могли, и научились уважать ее молчание. Часы текли за часами. Она проводила медленно текущее время, сидя в самой высокой из комнат, с борзой у ног, глядя из окна на дюны и тянущееся до горизонта море, беспрестанно спрашивая небо, где теперь звезда ее мужа. А в это время Бертран скакал по бесконечным дорогам королевства, стремясь освободить Францию от англичан.
Самые великие почести Тифен тоже получала в полном одиночестве. Король Карл V в благодарность за подвиги ее мужа пожаловал ей титул графини де Лонгвиль, затем – графини де Сориа, герцогини де Молина и де Транстамар и королевы Гренады. Но зато Бертран собственной персоной однажды вечером положил перед ней длинный украшенный цветком королевской лилии меч, который ставил его в один ряд с принцами крови, – меч коннетабля Франции!
Когда наступали тяжелые времена, Тифен противостояла им тоже в полном одиночестве. Это она сумела собрать поистине сказочный выкуп, чтобы вытащить Бертрана из английской темницы. Бертран заплатил не только за себя самого – за всех, и не согласился стать свободным, пока не обрел свободу последний из его людей.
И наконец, по-прежнему в одиночестве, она встретила болезнь, безропотно терпя мучения. Она знала, что скоро умрет и не сможет больше на этом свете увидеть человека, которого так страстно любит. В ожидании своего последнего часа она перебралась в Динан, в старый родительский дом на улице Святого Креста. Туда, где в течение стольких лет она ждала любви, надеялась на любовь и узнала наконец свое короткое счастье. Именно там, в привычном мирке своего детства, она решила дождаться последнего вестника, того, чье послание не читают дважды.
Смерть явилась за ней, но до самого конца взгляд умирающей был обращен к окну, которое она попросила держать открытым, чтобы в последний раз увидеть за ним звезду – самую верную из своих подруг. Потом глаза Тифен закрылись – уже навсегда. Это случилось серым осенним днем 1371 года…
Горе коннетабля невозможно описать словами. Он снова и снова заставлял читать себе последнее письмо от Тифен, которое она, слишком слабая для того, чтобы писать, продиктовала. Она писала, что умирает без сожалений, потому что судьба, подарив ей человека, которого она так любила, дала ей намного больше, чем можно было мечтать. И если платой за это стало одиночество, то ей, Тифен, такая цена не кажется высокой. Последние слова звучали как крик любви…
Если бы Дюгеклен прислушивался только к своему горю, наверное, он бы отбросил свой меч, чтобы отправиться в дюны Сен-Мишеля искать там легкий призрак своей исчезнувшей феи. Но его некем было заменить, и король нуждался в нем.
18 
