14 
– Неужели?
– Ну да, понимаешь, поединок, где судит сам Бог! Бой состоится завтра. Там будут все и даже герцог, который по этому случаю войдет в город с двадцатью английскими рыцарями из самых знаменитых. Разумеется, они будут находиться под нашей охраной. Говорят, мессир Жан Шандо решил самолично снабдить всем необходимым мессира Бертрана. Все знают, что это – лучший из рыцарей. Увидишь, это будет отличный бой!
Тифен уронила на руки свою прекрасную голову. Жаннетта увидела, как трясутся от рыданий ее плечи, услышала шепот:
– Бой не на жизнь, а на смерть… Бой, в котором один из противников неминуемо погибнет… О, господи!.. Мне надо знать, мне это необходимо!..
Она схватила перо и, не обращая никакого внимания на кузину, погрузилась в расчеты. Жаннетта, не сумев больше вытянуть из сестры ни словечка, пожала плечами и выбежала из комнаты.
Поздно ночью Тифен наконец спустилась по лестнице, держа в руке свечу. В другой у нее был испещренный сверху донизу цифрами и значками пергамент. Глаза на измученном бессонницей и усталостью лице девушки сияли радостью. Она не успела еще и взяться за ручку двери, как из своей спальни выбежала ей навстречу явно ожидавшая ее Жаннетта.
– Ты расспрашивала звезды, правда? – Видно было, что любимую кузину Тифани терзает любопытство. – Ну, говори же, говори, что будет?
Тифен улыбнулась и погладила сестренку по щеке.
– Мессир Бертран борется за правое дело, и мессир Бертран одержит победу. Вот что мне сказали звезды!
В палатке, сооруженной для него на краю ристалища напротив точно такой же палатки его соперника, Бертран Дюгеклен облачался в доспехи с помощью своего оруженосца Жагю. Дело оказалось нелегким. Крепления новых доспехов, подаренных Жаном Шандо, были немного жестковаты. Бертран ворчал, ругался, Жагю буквально разрывался на части и уже совсем запыхался к тому моменту, когда в палатку стрелой влетел юный щитоносец по имени Амори.
– Вы победите сегодня этого треклятого предателя, мессир Бертран! Весь город в этом уверен!
Дюгеклен повел плечами и выругался как сапожник.
– Уверен? Повезло же этому городу! Естественно, я должен победить с божьей помощью, потому что право на моей стороне, но город-то тут при чем? Они-то откуда знают?
– Знают, знают! Одна здешняя девица благородного происхождения, дочка мессира Робена Рагенеля де ла Бельер, сегодня ночью прочла это по звездам. Она сказала: «Вот увидите, он выйдет из боя целым и невредимым, после того как поразит своего врага на ристалище. Пусть я потеряю все, что имею, если будет не так!» Ей здесь верят.
Бертран снова передернул плечами, угрожающе фыркнул и проворчал:
– Барышня, видите ли! В первый раз в жизни мне оказывает честь какая-то барышня, интересуясь мной! Ну, и какова же она из себя, эта Тифен?
Юный Амори захлебывался от восторга.
– Она добрая, ласковая, она так хорошо говорит. Она прекрасна, как фея, как святая с витража! И еще она все знает про землю и про звезды!
Бертран приподнял бровь, прочистил горло и величественно сплюнул, после чего разразился громовым хохотом.
– Женщина!.. Я должен победить потому, что какая-то болтливая дура что-то там такое сказала!
– Можете мне поверить, мессир! Если это сказала она…
Внезапно, потеряв терпение, Бертран схватил стоявший в углу кубок с сидром и швырнул его прямо в голову парнишки.
– Да заткнись же ты наконец! Совсем свихнулся! Ты что – правда веришь в бабьи сплетни? В любой женщине не больше здравого смысла, чем в овце! Дай мне дорогу, и да поможет мне Бог!
И, сунув под мышку свой остроконечный шлем, он быстро вышел из палатки. Жагю следовал за ним по пятам.
В этот раз все было совсем не похоже на прежние веселые турниры, проходившие посреди радостной, принаряженной публики, когда светлые наряды дам сияли под лучами яркого солнца. Резкий ветер свистел над ристалищем, огороженным барьерами, и над единственной, устланной ковром трибуной, установленной для герцога Ланкастера, которому предстояло стать судьей поединка. Никаких шелковых шатров с развевающимися над ними штандартами, никаких толп оруженосцев и болтливых пажей. Оцепление из вооруженных солдат, рыцари в помятых доспехах, боевые кони, и надо всем этим грозящее бедой низкое серое небо. Толпа за барьерами – угрюмая, молчаливая: осунувшиеся, отчаявшиеся люди, узнавшие лишения, живущие в нужде, без особых надежд, что будет лучше.
14 
